Афганская бессонница

У Димыча от Востока не только раскосые глаза. Другой бы сейчас зажегся, поддерживал бы рассказ мимикой и жестами. У Димыча же лицо оставалось бесстрастным, только глаза — всегда живые и проницательные — засветились тем, давним огнем.

— Утром слышим: идут, — продолжал Димыч. — Они-то ступают неслышно, но тропа горная — камушки иногда скатываются по откосу. Первая группа — я в первой был — отряд пропускает. А их тогда много было, больше, чем мы предполагали: человек двадцать! И нас столько же. Последний прошел — мы им свистим, второй группе. Те открывают огонь, духи — назад, а там мы! Короче, всех их уложили, а у нас даже раненых нет. Так редко бывало, может, даже, только тогда и повезло. Собрали их рюкзаки — тяжелые, черт! Там патроны, гранаты — килограмм по пятьдесят. И начали убитых духов шмонать.

У нас сержант один был, Сашка Балда, из Кременчуга. Это фамилия у него такая была: Балда, на полном серьезе. Мы его, естественно, звали исключительно по фамилии. Так вот, Балда был дембель — через два дня его домой отправляли. Он полез к одному духу за пазуху и — почему я вспомнил-то! — вытаскивает оттуда толстенную пачку денег, с кирпич! Только тогда это было целое состояние — на него и технику можно было японскую купить, и джинсы, и чего хочешь. Балда пачку вытащил, а дух вдруг как перехватит ее рукой! Он притворялся мертвым: думал, мы уйдем, и он потом убежит. Но — натуру не обманешь! — свое жалко отдавать. А Балда, вместо того, чтобы двинуть его стволом, от неожиданности взял и спустил курок. И пачка эта разлетелась в клочья. Ни одной бумажки целой — все на конфетти! Вот он переживал.

— А этот что, дух? — спросил я.

— А что ему? Наповал — вся очередь в грудь!

Мы доехали до базы Масуда. Его пресс-секретарь Асим размещался в том же доме с обстрелянным фасадом, что и связисты, у которых мы были вчера. Хабиб, не стучась, толкнул какую-то дверь, и с подстилки, смущаясь, вскочил человек. Это был Асим — он спал.

Я извинился: мы не договаривались о встрече. Он извинился: вчера ему всю ночь пришлось работать. Я извинился еще раз: это мы здесь были почти как туристы, а у них война. На этом обмен любезностями закончился.

— Что вы! Сейчас хорошо, — улыбнулся Асим. — Вот послезавтра последний день Рамадана, так что потом начнется. Кстати, вам хорошо бы уехать послезавтра.

Уехать! Я к своему заданию еще, в сущности, и не приступал.

— Да мы еще ничего не сделали. И Масуда мы еще не видели, и с пакистанцем у меня проблема.

Я коротко рассказал Асиму о своих затруднениях.

— Я постараюсь что-нибудь сделать. Мы съездим туда с человеком, который сможет решить что-то на месте. А с Масудом сегодня точно ничего не получится. Попытаемся устроить интервью завтра.

— Иншалла или точно?

Асим засмеялся, и я его дипломатично поддержал.

— Постараемся точно, а там иншалла!

Мы оставили Асима спать дальше и поехали на другой конец города к связисту.

Как мы и опасались, сделать ему ничего не удалось. За целый день солнечные батареи с американского пояса зарядили аккумулятор минут на десять работы, не больше. Но это было лучше, чем ничего, и мы оставили батарею заряжаться дальше.

Было без двадцати шесть, и я попросил завести меня к антиквару. Я уже похвастался перед Хабибом своими приобретениями, так что подозрений эта просьба у него не вызвала. К тому же, это означало для него конец рабочего дня.

А мой, я надеялся, наконец начнется.

3

Меня заметили сквозь окна витрины и, когда я толкнул дверь в антикварную лавку, уже приветливо улыбались. Мальчик — тот самый, быстрый, с калькулятором, он, видимо, был наследником семейного бизнеса — подкладывал дрова в печку. Аятолла, расправив бороду на груди, сидел за столиком и перебирал четки.

Мы обменялись приветствиями, как добрые друзья: «Салям алейкум!» — «Уа салям!» — и старик тут же повел меня в заднюю комнату. Дофин к секретным переговорам допущен не был.

Мы прошли по темному коридору и оказались в довольно большой, чистой комнате. Стены были недавно побелены, пол был сплошь застлан коврами. Центр гостиной делил с печкой дастархан, на котором стоял чеканный бронзовый поднос с кальяном. Я понял, что было не так и в первое мое посещение, и сейчас. Мне не предлагали чаю — Рамадан!

Мы со стариком не успели расположиться на подстилке, как в комнату вошли двое. Первым был сын хозяина, тот круглоголовый, с валиком на загривке. Знаете, кто был вторым? Командир Гадá, предводитель отряда махновцев, ну, этот, с двумя корешками вместо зубов.

Увидев меня, Гада заулыбался так широко, что я вынужден был констатировать, что корешков у него побольше: три или даже четыре. Он долго тискал мою руку, хлопая другой меня по плечу — он явно хотел подчеркнуть перед хозяевами лавки, что мы старые приятели. Знаете, что он приговаривал в качестве моего имени? Ну, типа, мой дорогой друг Савва Илларионович? Лёт Фан!