Афганская бессонница

Со всеми остальными в гостевом доме я уже прощался пару дней назад, так что этого момента я не запомнил. Я оглянулся на оставшуюся слева мечеть — я не простился ни с муллой, ни с симпатичнейшим Мухаммадом Джумой. А нас торопили! Потом справа осталась улица, ведущая в больницу, где был Малек, который меня спас, и мой кровный брат, имя которого Малек, кажется, произносил, но я его не запомнил. Хотя нет, всплыло в памяти: Кадыр. Мы въехали в торговые ряды. Вон там, за арбой с посудой — лавка древностей, где я бы с удовольствием повидался еще раз с седобородым Аятоллой и его расторопным внучком. Навстречу нам шел патруль — один из басмачей, не лень ему было, тащил на плече ручной пулемет на треноге. Я вспомнил командира Гаду, его непокорный, гордый, полный достоинства вид. Ну, с оговоркой на мой европейский взгляд, пока он не открывал рот! Гада меня еще и беспокоил. Был еще рыжий охранник Наджаф, но мы только недавно с ним расстались. Был Фарук — но его я больше не увижу. Есть Асим — вон он улыбается, обернувшись с первого сиденья.

В середине вертолетной площадки, как и предрекал перед самым отлетом Фарук, зияла воронка от снаряда. Ми-8 — все из тех же старых лошадок времен Ограниченного контингента — стоял на грязном, не просохшем после ночного дождя дерне. Прошлый раз перед вертолетом теснилась толпа желающих. Сейчас это было от силы человек десять.

— Похоже, большого перегруза на сей раз не будет, — заметил я.

— Съездить на рынок через линию фронта? Себе дороже! — согласился Димыч.

— Или помнят предыдущий рейс, — сказал Илья. Я уже успел рассказать им про Фарука. То, что и сам чуть не полетел с ним, я уточнять не стал. Это тоже повлекло бы за собой невозможные для меня объяснения.

Но все это мы говорили так, походя. После талуканской жизни полет на вертолете казался нам чем-то таким же абсолютно безопасным, как американские горки. Нервы пощиплет, но за это и платим!

Как и в день прилета, неизвестно откуда возникшие духи похватали наши сумки. Но понесли они их к двум составленным рядом кухонным столам. За ними стоял Наджаф, который быстрыми профессиональными движениями рылся в развязанном перед ним пестром узле. Хозяйка багажа в глухой зеленой парандже, оставлявшей лишь прорезь для глаз, покорно ждала, обнимая прильнувших к ней двух курчавых мальчонок. Это была таможня.

Я на мгновение решил было, что гостей Масуда этой, в сущности, унизительной процедуре подвергать не будут. Однако моджахеды уже ставили на столы в рядок наши сумки. Наджаф, отпустивший женщину, дружески кивнул нам, ласково обводя глазами всех троих. Его обычно строгое, деловое выражение лица вдруг покинуло его — он был искренне рад, что все обошлось и русские в полном составе, целые и невредимые, возвращаются домой. Ну что, не будет досматривать?

Однако наш рыжеволосый друг уже отстегивал молнию на первой сумке с камерой. Доставать ее он не стал — просто засунул руку в чехол и проверил пустоты.

— Вижу, что помыться вы успели, — пошутил он. — А перекусить удалось?

— Пф, — откликнулся я. — Нам у вас такой пир закатили.

Наджаф подмигнул мне.

— Пир, я думаю, вы закатите себе сегодня вечером в Душанбе.

— Поехали с нами! Будем рады.

Наджаф улыбнулся:

— В следующий раз.

Все это время он не переставал досматривать наши вещи. Делал он это без намека на смущение: дружба дружбой, а служба службой.

К нам подошел прощавшийся с кем-то Асим. Они обменялись с Наджафом несколькими быстрыми фразами.

— Вы сколько времени будете в Душанбе? — спросил Асим.

— День-два. Как билеты на самолет удастся взять. А что?

— Я поеду в Душанбе на той неделе. Хорошо было бы встретиться в спокойной обстановке.

— Сейчас. В Душанбе мы, наверное, будем жить в гостинице «Таджикистан». А вот это…

Я достал блокнот и записал на чистом листке номер телефона. Мне очень часто бывает жаль, что, даже если я думаю, что с тем или другим человеком мы никогда больше не встретимся, я не могу оставить свои координаты. То есть у меня всегда есть на такой случай номер телефона, который я оставлял — в данном случае в Москве, но я знал, что ответом будет: «Такого номера не существует».

— А вот это на тот случай, если будешь в Москве. И к Наджафу это тоже относится. Позвоните.

— Спасибо.

Наджаф тоже кивнул в знак благодарности. Только по обоим было видно, что вряд ли это когда-нибудь случится.

Досмотр багажа был закончен. Димыч с Ильей, уже привыкшие присутствовать при моих разговорах с афганцами в благородном молчании, присев на корточки, застегивали на сумках молнии и пряжки.

Что дальше? Я физически ощутил под мышкой слегка оттопыривавший мою руку камень. Женщину обыскивать, разумеется, не стали, а вот нас могут прощупать. Даже должны, по идее. Но мысль эта — вдруг найдут? — вызвала у меня не страх. Чувство, которое вдруг накрыло меня, было стыдом. Надеюсь, что кровь не бросилась мне в лицо.

В таких случаях всегда лучше играть на опережение.

— Теперь личный досмотр? — спросил я, с готовностью приподнимая локти.