Адвокат олигарха

– Хочу тебя огорчить, – проговорил Оболенский, – кто-то пытался стереть запись с видеокамеры, но установленная в кабинете видеоаппаратура принадлежит к новому поколению, и сохраняет в памяти все имеющиеся записи.

– И что, никак нельзя поменять местами куски этих записей? – усомнилась я.

– Представь себе, нет, – отрицательно качнул головой Оболенский. И, усмехнувшись, добавил: – Ну, разве что перемонтировать целиком прибор и установить в него новую память, предварительно воссоздав на ней нужную картинку, проставив нужное время и дату. Но для этого необходимо быть профессиональным программистом и работать в компании по производству и обслуживанию камер видеонаблюдения не один год.

– А где производят эти самые видеокамеры? – уже понимая, что версия с причастностью к похищению артефакта начальника службы безопасности ускользает из рук, потухшим голосом уточнила я.

– Как и все в наше время, производят эту аппаратуру в Китае, милая моя сыщица, – нежно проговорил следователь, целуя меня в нос.

– И все-таки я могу поклясться, что за ограблением Культурного центра стоит Феликс Белякович! – раздался за спиной голос клиента, и сам он появился в дверях кухни. – Агата Львовна, очень вас прошу, не сбрасывайте его со счетов, это нам выйдет боком.

Выглядел Аркадий бодрым и свежим, и ничто не напоминало о его вчерашнем загуле.

– Ну что, напоят меня кофейком? – небрежно осведомился он, поглаживая щегольские усы.

– Присаживайтесь, господин Иванов, – радушно предложил Олег и, лукаво подмигнув мне, продолжил: – Агата, ты ведь сваришь нам кофе, пока я выписываю адреса, пароли и явки злодея Беляковича?

* * *

Телефонный звонок деда застал меня на подъезде к больнице. Не дожидаясь разрешения врачей, я на свой страх и риск решила заскочить в клинику и попытаться увидеть бабулю.

– Она все еще в реанимации, – устало сообщил дед. – А ты как отдохнула? Как сходила в театр?

– Лучше не спрашивай, – отмахнулась я. – Начиналось все просто ужасно, да и закончилось немногим лучше. Должно быть, у меня полоса неудач.

– Давай, не кисни, – подбодрил меня дед. – Помни, я очень тебя люблю, хотя редко говорю об этом. Береги себя, Агата. И не переживай из-за ерунды, а то заработаешь нервное расстройство. Еще одного больного в семье я не вынесу.

– Я сейчас у больницы, пойду поднимусь к врачу, – с трудом отогнав слезы, набежавшие на глаза, сообщила я.

– Зря время потратишь, врач на обходе. Я жду его у ординаторской, так что езжай на работу, я позвоню, если будет что-то новое.

После разговора с дедом мне стало немного легче, и я покатила в контору. Несмотря на уговоры следователя Оболенского оставить все как есть, я все-таки решила съездить домой к Беляковичу, для этого мне надо было получить разрешение начальства. Олег мне, конечно, очень убедительно разложил все по полочкам, но природное упрямство и немалый гонорар, который порядочный адвокат обязан отработать, требовали, чтобы я лично поговорила с начальником службы безопасности Культурного центра и сложила об этом человеке свое собственное представление.

До Кривоколенного переулка я тащилась по пробкам часа два, и на месте оказалась только в половине одиннадцатого. Но, похоже, никто не заметил моего опоздания. Все были заняты своими делами и даже не повернули в мою сторону головы, лишь Маша Ветрова буркнула:

– Привет, подруга!

Я с горечью подумала, что дожила до скорбных времен, когда из друзей у меня осталась только заклятая врагиня, и в растрепанных чувствах отправилась на кухню варить кофе. Кира Ивановна возилась у раковины с посудой.

– Здравствуйте, Кира Ивановна, у нас есть кофе? – осведомилась я.

– Добрый день, Агата, хорошо, что ты заглянула сюда одна, – вместо ответа на мой вопрос проговорила секретарша. – Ну его, этот кофе! От него только давление скачет. Давай-ка лучше чайку попьем.

Я не возражала – в конце концов, какая мне разница, что пить? Кира Ивановна дождалась, когда чайник выпустит из носика густую струю пара, заварила нам по чашечке «Липтона», поставила на стол тарелку с бутербродами и, хлебнув чая, трагическим голосом протянула:

– Борис просил ничего тебе не говорить.

– О чем? – вяло пробормотала я, откусывая от хлеба с колбасой.

Если Борис попросил Киру Ивановну молчать, значит, он непременно хочет передать мне важную информацию, но гордыня не позволяет Джуниору сказать мне это напрямую. Расчет кудрявого друга оказался верен. Кира Ивановна сделала страдальческое лицо, точно ее пытали, и, испытывая сильнейшие муки совести оттого, что нарушает клятву, но в то же время не в состоянии удержать новость в себе, негромко проговорила:

– Боря навел справки насчет твоего Оболенского.

– Подумаешь, – безразлично откликнулась я, умело задевая амбиции посвященной в великую тайну секретарши. – Мне совершенно неинтересно, что он там узнал.

– Агата, послушай умную женщину, – придвинулась вплотную ко мне Кира Ивановна, таинственно понижая голос. – Из-за Оболенского ты можешь оказаться в дурацкой ситуации. Ты ведь встречаешься со следователем, я ничего не путаю?