— Мелочь. Власти усиленно стараются превратить бездомного в преступника. Крупные города напринимали массу законов, цель которых — доконать бродяг. Нельзя попрошайничать, нельзя спать на скамейке, нельзя ночевать под мостом, нельзя хранить личные вещи в городском парке, нельзя сидеть на тротуаре, нельзя есть на ходу. Очень многое из этой чуши суды отменяют. Умница Абрахам убедил кое-кого из федеральных судей, что такие, с позволения сказать, законы являются прямым нарушением первой поправки к Конституции.[11] Тогда власти взялись ужесточать общие положения, касающиеся бродяжничества и нарушения общественного порядка. Направлено это опять-таки против бездомных. Когда человек с приличной внешностью и в хорошем костюме пошатываясь выходит из бара, чтобы за ближайшим углом справить нужду, на него не обращают внимания. Но напруди за тем же углом бездомный, его сразу поволокут в участок за поведение, оскорбляющее общественные нравы. Чистки стали обычным явлением.
— Чистки?
— Да. Власти облюбовывают район, нагоняют полицию, та ловит бездомных и сплавляет куда подальше. Именно это произошло в Атланте накануне Олимпиады — позор, видите ли, если мир узрит на улицах нищих и попрошаек. Вот они и приказали своим штурмовикам решить проблему, а потом хвалились, какой чистенький и аккуратненький у них город.
— Куда дели людей?
— Да уж, конечно, не в приюты, черт побери, их в Атланте просто не существует. Прошлись частой гребенкой по центру, собрали всех, кого можно было, вывезли на окраины и разбросали там, как навоз. — Секунд пять, пока одной рукой Мордехай подносил ко рту стаканчик с кофе, а другой регулировал отопитель, руль машины болтался сам по себе. — Запомни, Майкл: каждый человек вынужден где-то быть, то есть присутствовать. У этих людей нет выбора. Если голоден — просишь пищу. Если устал вусмерть — засыпаешь, где откажут ноги. Если у тебя нет дома — живешь где придется.
— Их арестовывают?
— Каждый день, и это по-настоящему глупо. Возьмем бродягу. Время от времени ему удается приткнуться в приют, найти работу, за которую сколько-нибудь да платят. Он старается, хочет подняться на ступеньку выше. И вдруг его арестовывают за ночь под мостом. Но ведь каждый должен где-то спать. Вся вина этого человека в том, что городские власти с поразительной близорукостью приравняли бездомность к преступлению. Парень вынужден платить тридцать долларов, чтобы выбраться из камеры, и еще столько же составляет административный штраф. Шестьдесят долларов из очень тощего кошелька. Общество дает нашему герою очередной пинок в зад. Он арестован, оскорблен, оштрафован, наказан — и должен осознать порочность своего образа жизни. Найди дом! Чтоб на улице тебя больше не видели! Это происходит во всех наших городах, Майкл.
— Лучше остаться в камере?
— Когда ты был в тюрьме в последний раз?
— Я там вообще не был.
— И слава Богу. Полицию никто не учит работать с бездомными, тем паче если они недееспособны или больны. Тюрьмы переполнены. Система уголовного судопроизводства абсурдна в принципе, а юридическая ответственность за отсутствие постоянного места жительства запутывает ее окончательно. И — полный маразм! — сутки пребывания за решеткой обходятся обществу на двадцать пять процентов дороже, чем день в приюте с питанием, расходами на транспорт и помощью в трудоустройстве. Двадцать пять процентов! Это без затрат на арест и судопроизводство. А большинство городов, в частности Вашингтон, предпочитают закрывать приюты и разоряться, чтобы превратить бездомного в преступника.
— Похоже, пора судиться с ними.
— Мы заваливаем суды исками. По всей стране наши адвокаты борются против дурацких законов. Власти не жалеют средств на уплату судебных издержек, а могли бы на эти деньги выстроить несколько приютов. Да, нужно очень любить нашу страну, чтобы жить в ней. Нью-Йорк, богатейший город в мире, не в состоянии дать каждому своему жителю крышу над головой, и бродяги спят на тротуаре Пятой авеню. Сия картина столь ранит сердца чувствительных ньюйоркцев, что они избирают мэром Руди Как-его-там, который торжественно клянется очистить улицы от бродяг. И он выполняет обещание и получает от городского совета голубую ленту за беззаветное служение обществу. Методы знакомые: урезать бюджет, закрыть приют, программу социальной помощи свести до минимума. Зато нью-йоркские юристы сколотят состояния на защите интересов города в судах.
— А что в Вашингтоне?
— Немногим лучше.
Мы въехали в ту часть города, где недели две назад я предпочел бы не появляться даже в бронежилете. Витрины редких магазинов прятались за толстенными черными металлическими решетками, жилые дома напоминали заброшенные фабрики, из окон которых почему-то торчат шесты с мокрым бельем. Вот на какую архитектуру уходят деньги налогоплательщика!
— Вашингтон, — не умолкал Мордехай, — город преимущественно негров, среди которых много преуспевающих граждан. Он привлекает людей, стремящихся к переменам. Хватает всякого рода активистов и радикалов. Вроде тебя.
— Я бы не стал причислять себя ни к тем, ни к другим.