Адское ущелье

Из пасти и ноздрей гризли выступила кровавая пена. Он издыхал… но и юноша, изнемогая, держался из последних сил. Голова его поникла, руки разжались, колени подогнулись… и тут родной голос заставил смельчака встрепенуться.

— Смелее, брат! Еще немного!

Когда метис и ковбой побежали на двор, заслышав рычание зверя и боевой клич Жана, американец машинально схватился за кобуру, но Жак резко остановил его.

— Нет! Только не это! Из револьвера не убить… а раненный, он придет в бешенство!

Ворвавшись в комнату, метис схватил первый попавшийся под руку карабин, быстро зарядил его и тут же вернулся во двор, растолкав остальных и крикнув брату ободряющие слова.

Затем, с холодной решимостью, хотя и смертельно побледнев, поднял оружие, целясь зверю в голову.

Это длилось едва ли секунду: раздался выстрел, приглушенный сугробами вокруг траншеи; потом сухой щелчок, словно хрустнула ветка.

Медведь, отпустив добычу, раскинул лапы — будто человек, всплеснувший руками, — разинул огромный зев и издал вопль, от которого задрожали стены дома. Покачивая головой, отполз назад, конвульсивно прижав к глазу лапу с чудовищными когтями.

— Превосходно! — послышался пропитой голос Неда Мура. — Старому Эфраиму[124] пришел конец! Браво, юноша!

Жак, отбросив дымящийся карабин, устремился к брату и подхватил его.

Жан, забрызганный с головы до ног кровью зверя, хлынувшей из груди, словно из пробитой бочки с вином, с отчаянием прошептал младшему брату:

— Проклятие над нами! Я ранен и не смогу идти… А Луи Риль ждет!

— Я пойду один!

— Не сомневался в тебе, брат!

Боб кинулся к Кэт, по-прежнему не подававшей признаков жизни, взял ее на руки и бегом понес в дом.

— Как она? — в страхе воскликнул Жан, чувствуя, как у него сжимается сердце от тревоги, и напрягая все силы, чтобы не упасть. — Неужели я опоздал?

— Да нет, она дышит, бедняжка… Пойдемте, Жан, вас надо перевязать! А девушкой займется мать.

В этот момент гризли, доползший до склада, в последний раз встряхнул головой; кровь хлынула у него из горла, и он вытянулся на земле.

— Застрели дьявол мою душу! — вскричал Нед, обогативший свой словарь любимым ругательством Боба. — Красивый шовчик! Тот, кто сумел так уделать старика Эфа, по праву войдет в число первых ножей границы. Ей-богу, я не прочь пойти с ним на любое дело! Что скажете, полковник?

— Скажу, что это будет большой глупостью с вашей стороны, Нед.

— А второй, который раскроил череп проклятому гризли! Каково?

— Эка важность! В четырех шагах…

— Попробуйте сами попасть в глаз зверю. Пожалуй, руки задрожат! В такой ситуации малейший промах мог обойтись дорого! Клянусь честью, эти канадцы — отчаянные ребята! Надеюсь, они и в самом деле промышляют грабежом. Если им понадобятся люди, я готов предложить свои услуги.

— В любом случае они преподнесли нам фунтов триста превосходной ветчины, — заметил, облизываясь, Питер, большой любитель острого копченого мяса, из которого получается отменная закуска. — Сейчас я разделаю эту тушу. Когда-то мне приходилось работать мясником. Посмотрим, забыл ли я прежнее ремесло!

«Ну, а мне надо будет присмотреть за своими наймитами, — сказал про себя полковник, возвращаясь в дом, — похоже, у нас зреет измена. Весьма жаль! Ведь наши дела складываются удачно… силы врагов тают на глазах… вот и еще один вышел из строя! Фортуна[125] на нашей стороне, надо только ей немножко помочь».

Боб осторожно положил Кэт, так и не пришедшую в себя, на кресло-качалку возле матери.

Фелисьен Навар бросился к Жану, который ковылял, опираясь на плечо брата. Француз решил, что девушка вполне обойдется без его помощи, а вот раненого надо было срочно перевязать.

Бывший бригадир все еще не мог оправиться от изумления, смешанного с ужасом, при виде гризли, чьи размеры превосходили всяческое воображение. И ему с трудом верилось, что подобного гиганта уложил ножом восемнадцатилетний юноша.

Не скрывая своего восхищения, француз рассыпался в искренних похвалах, превознося до небес доблесть метиса.

— Этот болтун переметнется при первой же возможности! — проворчал полковник, косо посматривая на коммивояжера. — Он и без того держит себя все холоднее. Но мы еще посмотрим, мои дорогие! Терпение! Настанет и мой час!

— Прокляни Господь мою душу! — взвизгнула пьяная мегера при виде бесчувственной дочери. — Ты померла или живая? Если померла, то это неприятно… польза от тебя была! Хотя жизнь, она долгой не бывает… всем нам придется… А если ты живая, отвечай мне… и залеживаться нечего! Подавай гостям выпивку, у них в горле пересохло!

Удивленная упорным молчанием, Старуха кое-как добралась до кресла, вынула трубку изо рта, смачно сплюнула и уставилась на бедную девочку полоумными глазами, напоминающими по цвету вареную рыбу.

— Ты почему не отвечаешь, скверная дочь? Я тебе покажу, как дерзить матери! Сейчас вот возьму палку…

— Что вы делаете, сумасшедшая? — воскликнул в негодовании Фелисьен. — Вы что, не видите? Она в обмороке… может быть, ранена!

— В обмороке! Еще чего выдумали! Я покажу этой дурехе… Стаканчик можжевеловой водки, и все как рукой снимет!