— Да, Боб! Старуха завтракает. Вы один?
— Со мной трое друзей… это славные парни из Канады… Они братья… Один из них ранен.
— Отчего же вы сразу не сказали, что с вами раненый? Я сейчас открою.
— Скажите-ка, Кэт, — спросил Боб, пока девушка сдвигала засовы, — отца, стало быть, нет дома?
— Нет, и мы очень беспокоимся, ведь вот-вот начнется снегопад.
— А и верно! Я об этом не подумал… А солнце-то желтое, и ветер с севера…
Тяжелая, толстая, массивная, как ворота тюрьмы, дверь повернулась на петлях, и в черном проеме возникло юное девическое лицо. Кэт Сюлливан минуло пятнадцать лет, но выглядела она на все восемнадцать; среднего роста, стройная, с темными волосами и ярко-голубыми глазами, с розовыми щеками и алым ртом, она была очень красива. Доброта в ней сочеталась с решимостью и отчаянной удалью девушки, выросшей на границах. Улыбаясь, она протянула Бобу руку, которую тот крепко пожал, на американский манер.
Канадцы почтительно обнажили головы, с церемонной вежливостью, так присущей их сородичам.
— Тысяча извинений, что заставила вас ждать, господа, — произнесла девушка веселым тоном, в котором, однако, сквозило и сожаление, — но мы живем на отшибе, приходится соблюдать осторожность.
— Мисс Кэт, — прервал ее Боб, умевший быть благовоспитанным джентльменом, — имею честь представить вам моих друзей: Жан, Жак и Франсуа де Варенн. Господа, эта красивая девушка — мадемуазель Кэт Сюлливан, дочь хозяина «Одинокого дома»
— Входите же, джентльмены, погода портится… начинается снегопад… Мы со Старухой приготовим вам постели.
— Мадемуазель, мы сердечно благодарим вас за гостеприимную встречу! — сказал, поклонившись, Жан.
Проворная и грациозная Кэт, впустив их в дом, тут же оказалась впереди и повела гостей в большую комнату, где из мебели были только шкаф, забитый бутылками, и грубые табуреты неструганого дерева. На полу из сосновых досок лежали в живописном беспорядке великолепные меховые подстилки и покрывала.
В углу светился красноватым огнем огромный камин; потрескивая и лопаясь, в нем горели цельные стволы деревьев, а ветер бешено завывал в трубе и порой вталкивал в комнату клуб дыма, пахнущего смолой.
Перед пылающим очагом сидела в кресле-качалке высокая старуха с седыми космами и рябым лицом, с полубезумным взором наркоманки или алкоголички. Она курила короткую трубочку из почернелой глины, время от времени сплевывая с чисто американской точностью на бок котелка, что висел возле огня.
— Здравствуйте, Старуха! — непринужденно обратился Боб, протягивая руку.
— Здравствуй, шалопай, — пробурчала та, с недовольным видом сунув ему два пальца. — Веревка, значит, оборвалась… Жаль!
— Не очень-то вы любезны, миссис Сюлливан… Наверное, еще не успели заморить червячка.
— Слишком много здесь шляется проходимцев…
— А если они позаботились принести своей подруге, старой женушке Джо Сюлливана, кисет с лучшим виргинским табаком?
— Давай сюда, пройдоха!
— Берите! Пробуйте! Наслаждайтесь!
Старуха бесцеремонно схватила кисет, загребла чуть не горсть, заложила за щеку и принялась жевать с видимым наслаждением.
— Ну как? Настоящий нектар!
— Проваливай! Договаривайся с Кэт. Теперь она здесь хозяйка, забери дьявол мою душу!
Девушка, не обращая никакого внимания на бессвязные речи полупьяной мегеры, порхала по комнате, легкая, как воробышек, готовя постели из бизоньих шкур, поджаривая сало, открывая бутылки и вспарывая консервные банки. Когда раненого Франсуа уложили на меховую подстилку, она уже успела приготовить для гостей завтрак.
Те накинулись на еду с юношеским аппетитом, только возросшим после трудной и опасной прогулки по горам. Жан и Жак торопливо уписывали за обе щеки простую, но вкусную снедь: им предстоял путь до Литл-Пембины, Виннипега и Монреаля.
Внезапно ветер, с каждой секундой завывавший все громче, достиг небывалой силы: под его бешеными порывами могучая деревянная крепость вздрогнула до самых оснований. Солнце скрылось мгновенно, как будто его и не было, все вокруг стало серым, мутным и тусклым, так что в этой туманной мгле ничего нельзя было разобрать.
— Снежный ураган! — воскликнули четверо.
ГЛАВА 5
Фелисьен Навар, уроженец Франции и виноторговец, коммивояжер[109] по профессии, далеко не сразу осознал, в какую ситуацию попал и с кем связался. По правде говоря, подумать об этом следовало гораздо раньше.