- Ты сказал это за несколько минут до того, как вонзить нож мне в сердце.
- Ох, стоит ли вспоминать прошлое? Оно быльем поросло.
- Нет, Том, не правда. Честно говоря, сбросив смертную оболочку, я освоила клинки и могу защититься от тебя или любого другого труса, если он попытается причинить мне вред.
- Какой вред? Ты мертва.
- Они ведь не рассказали тебе о наших зрителях?
- Нет.
Мэри Pезня саркастически улыбнулась:
- Мы дадим представление падшим ангелам, Том. Прогнившим душам, что оставили место рядом с господом, ради жалкой надежды на революцию. Вот наши единственные зрители, и они опасны, Том. Любители злых шуток. Разрушители надежд. Они день и ночь плетут заговоры, пытаются снова восстать против Неба.
- Мне все равно.
- Будет не все равно, если перейдешь им дорогу. Мы можем умереть тысячи раз от рук этих существ, и каждая смерть станет трудной.
- Тогда никакого шоу. Просто отправимся, куда глаза глядят.
- Только послушай себя. Говоришь так, словно они нас наняли и доверяют нам. Мы с ними похожи! Им известно, кто ты, Том: лжец, мошенник и вор.
- А что они говорят о тебе? Изменница?
- Возможно.
- Шлюха?
- Полегче со словами. У меня нежное сердце.
- У тебя? Сердце? Ты задушила кучу нежеланных младенцев и избавлялась от матерей, умерших во время родов… не изображай святую… не со мной. Мы слишком хорошо друг друга знаем… и так сильно ненавидим…
- Ах, Том, ненависть это только начало, - сказала Мэри Резня, склонившись к нему: - Я испытываю к тебе тысячу разных чувств, и ни одно из них не приятно.
- И все же… когда отправляемся?
- Сперва, - ответила Мэри: - Не желаешь ли увидеть мой номер?
- Не знал, что он у тебя есть.
- Я не просто милое личико, Том, в отличие от некоторых. Вот, - она щелкнула пальцами и огромный деревянный сундук, украшенный карнавальными узорами – канареечно-желтыми, красными, зелеными и золотыми – скользнул по земле и остановился у ее ног. Ни одна собака или птица не подчинялась своей хозяйке лучше, чем он.
- Откройся! – приказала Мэри.
Замок щелкнул почти сразу. Крышка сундука поднялась и его содержимое взмыло в воздух, сверкающим бритвенно-острым роем. Мечи, мечи и еще раз мечи. Мечи полководцев, мечи мясников, мечи, прямые, как божий взгляд, мечи, изгибавшиеся, как спина женщины.
- Поскольку ты был так жесток, что отнял у меня возможность иметь детей…
- Значит мертвые бесплодны? – легкомысленно сказал Том: - Жаль. Я бы попробовал.
- Да сгниют мои глаза, если я еще хоть раз пущу тебя внутрь, Том Реквием. Как я уже говорила, у меня не может быть детей, поэтому я нашла семью, которая никогда не состарится и не разобьет мне сердце, - она позвала один из мечей: - Мсье!
Он влетел ей в руку.
- Меч Наполеона. Купался в крови не один раз.
- Ты меня удивляешь. А как насчет этого, длинного?
- Ах, Шеф? Мой любимчик, - она отпустила Мсье, и он лег у ее ног. Шеф, меж тем, взлетел над головой Мэри, застыв в опасной близости от нее. Он был таким огромным и тяжелым, что, если бы сила, державшая его в воздухе, ослабла, сразу убил бы ее. Но Мэри не боялась. Она откинула голову назад и открыла прекрасный влажный рот.
- Ко мне, - сказала она.
Меч начал погружаться ей в горло. Том смотрел на это, уронив челюсть, он просто не мог поверить своим глазам. Во-первых, клинок был слишком широким и острым, как бритва. Легчайший вздох, и он бы разрезал пищевод, желудок, кишки, да смилуется над Мэри господь, и ни один хирург не смог бы зашить ее, не вскрыв от горла до…
Ее взгляд нашел единственного зрителя. По губам даже скользнула тень улыбки – она наслаждалась ужасом и непониманием, написанным на его красивом лице.
Но ей еще было, что показать. Два меча легко скользнули Мэри под ноги, и теперь, как если бы она произнесла какой-то приказ, который Том не расслышал, подняли ее вверх, пока она не встала на остриях, презирая законы жизни и физики. Впрочем, это был еще не конец. Новые мечи вылетели из сундука и закружились вокруг ее головы и торса.
Была ли она их жертвой или хозяйкой, мученицей острых, алчных лезвий или их повелительницей? Он не знал. Возможно, в этом и заключалась изюминка представления: в любую секунду она могла поскользнуться, оступиться, и хлынула бы кровь, пусть и мертвая.
Наконец, Мэри коснулась указательным пальцем гарды – у самых губ, и меч выскользнул наружу, с той же пугающей легкостью, с какой вошел внутрь. Другие клинки сложились, словно веер и вернулись в сундук.
- Впечатляюще, - признал Том: - Ты будешь звездой нашего шоу.
- Лучше бы так, - сказала она, полушутя: - Я потратила кучу времени на эти трюки. Хочу, чтобы они оценили.
- Тебя оценят, - заверил Том: - Ты будешь почитаема и любима. Пусть даже мной одним.
- Ха! Можешь спустить свою любовь в унитаз, Том Реквием. Но, почитание? На это я согласна. Пока ты не перейдешь мне дорогу.
- А что тогда?
- А ты как думаешь? – ответила Мэри Резня: - Я разрежу тебя на тысячу мелких кусочков, и даже твоя мать не сможет тебя узнать.
Она подсластила свою угрозу легкой улыбкой и закрыла сундук, пожелав своим мечам спокойной ночи.
- Когда отправляемся? – спросил Том.