Из трубки послышался еле различимый голос. Флоренс не расслышала, что он говорил, — повторялось одно и то же слово, — но она поняла, что это голос Дэниэла.
— Нет, — прошептала она.
Голос продолжал повторять все то же слово, снова и снова. Флоренс схватила трубку и в отчаянии сказала в микрофон:
— Нет!
— Пожалуйста, — повторил Дэниэл.
Флоренс закрыла глаза.
— Нет, — прошептала она.
— Пожалуйста, — жалобно повторил голос.
— Нет, Дэниэл.
— Пожалуйста.
— Нет, нет.
—
Никогда она не слышала в голосе такой муки.
—
— Нет, — еле выговорила она.
По щекам текли слезы, горло сжало.
—
— Нет, — шептала она. — Нет, нет.
—
Она была его единственной надеждой.
—
Завтра доктор Барретт расправится с ним.
—
Остается лишь один способ.
—
Флоренс заплакала.
—
Мир исчез. Остались лишь они двое.
—
Она должна ему помочь.
—
Боже милостивый, ее сердце сейчас разорвется!
—
Она вдруг повесила трубку, все ее тело содрогнулось. Ладно! Это единственный выход. Ее проводники-духи помогут ей и защитят ее, Бог поможет и защитит ее. Это единственный выход, единственный выход. Она верит в Дэниэла, верит в себя. Есть лишь один выход, и теперь она видит его со всей ясностью.
На дрожащих ногах подойдя к постели, Флоренс опустилась на колени, склонила голову и крепко сцепила руки. Закрыв глаза, она начала молитву:
— Боже милостивый, протяни свою руку и дай мне защиту. Помоги мне в эту ночь донести твою заботу до терзаемой души Дэниэла Беласко.
Пять минут она безостановочно молилась, а потом медленно встала и, сняв халат, положила его на вторую кровать. Стягивая через голову фланелевую ночную рубашку, Флоренс поежилась. Она посмотрела на свое тело и подумала: «Пусть оно будет храмом».
Откинув простыни, она легла на спину. В комнате стояла почти полная темнота, дверь в ванную была прикрыта. Флоренс закрыла глаза и начала глубоко дышать.
«Дэниэл, — позвала она в уме. — Я дарю тебе любовь, которой ты никогда не знал. Я делаю это по доброй воле, чтобы ты получил силу покинуть этот дом. С Божьей и моей любовью этой ночью ты обретешь покой в раю».
Она открыла глаза и сказала вслух:
— Дэниэл, твоя невеста ждет тебя.
У двери возникло какое-то шевеление. Чья-то фигура двинулась к ней.
— Дэниэл?
— Да, любовь моя.
Она раскрыла объятия.
Он пересек комнату, и Флоренс при его приближении ощутила томление во всем теле. Она лишь смогла различить его лицо — нежное, испуганное, полное нужды в ней. Он лег рядом на кровать, и она повернула к нему голову. Флоренс ощутила его дыхание и, придвинувшись ближе, подставила губы.
Его поцелуй был долгим и нежным.
— Я люблю тебя, — прошептал Дэниэл.
— И я люблю тебя.
Она закрыла глаза и снова легла на спину, ощущая, как его вес перемещается на нее.
— С любовью, — прошептала Флоренс. — Пожалуйста, с любовью.
Она открыла глаза и на мгновение окаменела с колотящимся сердцем, не в силах сделать вдох при виде того, что лежало на ней.
Это была фигура трупа с разлагающимся лицом. Синевато-серая слоистая плоть осыпалась с костей, на прогнивших губах змеилась плотоядная улыбка, открывая бесцветные искрошившиеся гнилые зубы. Только косящие желтые глаза оставались живыми и смотрели на нее с демоническим весельем. Все тело мертвеца обволакивал свинцовый синеватый свет, и вокруг пузырились гнилостные газы.
Крик ужаса вырвался из горла Флоренс, когда разлагающаяся плоть проникла в нее.
Фишер дернулся и вскрикнул, услышав вопль из соседней комнаты.
Несколько мгновений он сидел неподвижно, скованный страхом. Потом как будто кто-то вздернул его на ноги и провел через комнату. Распахнув дверь, он бросился в коридор, повернул ручку двери в комнату Флоренс и толкнул.
Дверь была заперта.
— О Боже!
Он в панике огляделся, безумные вопли Флоренс выкачали из него все силы. Фишер взглянул на дверь в комнату Барретта. Она вдруг открылась, и выглянула Эдит с напряженным и тревожным выражением на лице.
Бросившись по коридору, Фишер приволок тяжелое деревянное кресло и начал колотить им в дверь. Вопли прекратились. Он продолжал колотить креслом в дверь. Одна ножка подломилась.
— Черт!
Как сумасшедший колотя в дверь, он краем глаза увидел, что Барретт и Эдит спешат к нему.
И вдруг косяк отлетел и дверь распахнулась. Отбросив сломанное кресло, Фишер включил свет и ворвался внутрь.
При виде Флоренс он потерял дар речи. Эдит упала в обморок.
— Боже мой, — пробормотал Барретт.
Она голая, раскинув ноги, лежала на спине с широко раскрытыми глазами, уставившись в потолок в совершенном потрясении.
Ее тело было все в синяках, исцарапано, истерзано и кровоточило.