Кружка с элем грохочет об стол. Годфри, притащивший выпивку, плюхается на скамью рядом с Галиеном, и они сдвигают кружки — эль плещет через край. Где-то играют музыканты, выводя весёлую мелодию на лютне и флейте. Гуляки горланят, пытаясь перекричать друг друга, спорят, пляшут, хохочут, окликают приятелей через весь зал — гам стоит такой, что впору вспомнить недавнюю битву.
— Куда дальше путь держим? — спрашивает Годфри старого друга.
Не успевает Галиен ответить, как встревает Ранульф: — Знаю я одного богатея в Баутцене, хочет избавиться от муженька своей дочурки.
Галиен одаривает это предложение тем взглядом, какого оно заслуживает. Ранульф пожимает плечами, откидывается назад и прикладывается к кружке.
Танкред делает большой глоток и проводит рукой по холёной бороде и усам: — Императору всегда нужны хорошие бойцы.
Годфри хмыкает: — Императору нужны солдаты, чтоб за него подыхать, — раздаётся согласное бормотание.
— А как насчёт короля? — предлагает Эвелина, подаваясь вперёд, пока Ансель пытается утащить её в толпу танцующих. — Он щедро отвалит, чтоб стать императором, когда старик концы отдаст.
Галиен кривит губы в оскале: — Им не нужно, чтоб такие как мы воняли на улицах Праги. Или запамятовала?
Товарищи обмениваются взглядами — никто не забыл.
— И всё же скоро работёнка понадобится, — говорит Годфри.
— Деньги бы дольше водились, поменьше спускай на вино да девок. — Галиен отхлёбывает из кружки.
Годфри недовольно бурчит: — Мы ж не грёбаные монахи, Галиен. К тому же кони нужны. Обученные.
Галиен прекрасно знает, что им нужно. Он оглядывает остальных, веселящихся среди завсегдатаев таверны: — Предоставь мне заботу о будущем.
Ансель с Эвелиной пляшут, радуясь как дети. Вокруг Можера собралась толпа — народ бьётся об заклад с Рейнальдом, сколько кувшинов эля верзила осилит, прежде чем блеванёт или рухнет замертво. Фульшар и Ивейн устроились за соседним столом, у каждого по девке на коленях. Гисла нашла тихий угол и смазливую подружку. Шепчет ей что-то на ушко, то и дело дразня его кончиком языка. Уильям Грей уже спит, запрокинув голову к стене. В руке всё ещё зажата пустая кружка.
Люди Галиена славно подрались и теперь отрываются на всю катушку, живя, как всегда, одним днём — как и положено воинам, знающим, что завтра может не принести ничего или принести смерть.
Полдюжины шлюх протискиваются к столу, их рыжая атаманша представляет их как подарок от герцога. Ранульф с Танкредом встают, лыбятся, привечают женщин, наливают им вина. Но одна из девок замечает, что Галиен, похоже, не впечатлён и равнодушен к герцогской щедрости.
— Чего это он такой хмурый? — спрашивает она у Ранульфа.
— Хмурый? — отзывается тот. — Я не видел его таким весёлым уже год.
Галиен вздёргивает бровь и поднимает кружку в их сторону, потом подносит к губам и пьёт.
***
Холодное прикосновение клинка будит его. Галиен открывает глаза и смотрит в рябое лицо человека, держащего кинжал у его горла. Чёрт, как же он устал. Лезвие упирается чуть выше кадыка, но даже оно не может помешать проклятию сорваться с его губ. Человек с кинжалом ухмыляется.
— Доброе утро, Галиен, — не от держащего нож, а от другого, стоящего в тени за пределами бледного рассветного света, льющегося через окно таверны. Галиен закрывает глаза и откидывает голову на свёрнутый плащ, служивший ему подушкой. Ему не нужно видеть одеяния высокопоставленного церковника, шёлковые и бархатные робы, епископские туфли или перстень на безымянном пальце правой руки, чтобы понять, кто его нашёл.
— Чего вам нужно, кардинал? — произносит Галиен, размышляя, ноет ли шея от чёртовой самодельной подушки или от вчерашней драки. Кинжал снова напоминает о себе, овальные выступы гарды приподнимают его подбородок.
— Прояви уважение, мразь, — рычит его владелец, и от его дыхания разит гнилой капустой.
— Какого хрена? — бормочет неподалёку Ранульф осипшим от вина голосом, тоже проснувшись с клинком у горла. Среди тел мужчин и женщин, раскиданных в соломе таверны, словно выброшенные отливом водоросли, находится около двадцати солдат. Те из людей Галиена, кто здесь — а судя по крикам снаружи, здесь не все — были грубо разбужены и теперь сонно моргают, матерятся и тянутся к оружию, хоть и понимают, что их ждёт лютая смерть.
— Ты думал, мы о тебе забыли, Галиен? — спрашивает кардинал Чезарини, выступая на свет, хотя день ещё слишком молод, чтобы явить его во всём его тучном великолепии.
— Я надеялся, — отвечает Галиен.
Священнослужитель взмахивает рукой, и Галиен улавливает его запах среди густой вони таверны, пота и прокисшего вина. Гвоздика. Пряная и экзотическая. Сладость розы. Приятный запах для женщины, но тошнотворный для кардинала.
— Тогда тебе стоило купить землю и заняться хозяйством, — говорит Чезарини, — или уехать из королевства в Пресбург или какой-нибудь другой занюханный городишко вдоль Дуная. Галиен-сапожник, — размышляет он. — Или, может, свечных дел мастер. Какое-нибудь тихое ремесло, чтобы проводить дни в размышлениях о тайнах бытия.