Соотношение между действиями Юстиниана и их последствиями всегда имело характер глубокого противоречия. Подобно своему дяде, он являлся выходцем из одного из немногих районов Восточной империи, где население говорило на латыни. Несомненно, он был хорошо образован и свободно владел греческим, как и латинским, но не принадлежал к аристократии и никогда не пользовался у нее популярностью. Множество источников — в особенности созданных или обнародованных после его смерти — чрезвычайно враждебно настроены против него. Он был приверженцем придворного церемониала, и каждый, представляясь ему, должен был простираться на полу и, в случае особого благоволения, целовать край его одежды. Другие императоры позволяли наиболее важным чиновникам и сенаторам ограничиться поклоном. Создается впечатление, что Юстиниан и его супруга Феодора наслаждались роскошными демонстрациями величия сана императора[561].
Императрица была во многих отношениях более примечательной фигурой, нежели ее супруг. Феодора родилась в семье комиков, выступавших в большом цирке близ одной из площадей Константинополя. Девочкой она прислуживала одной из актрис пантомимы, выступавшей в перерывах между состязаниями колесниц, а позднее сама стала актрисой и танцовщицей. Карьера такого рода, как правило, длилась недолго, и Феодора, подобно многим своим товаркам, решила воспользоваться своей известностью и красотой, сделавшись куртизанкой. Самые ужасные истории о ней и о ее якобы необузданном сексуальном аппетите, несомненно, представляли собой не более чем слухи, повторявшиеся источниками, чьи авторы питали презрение к Феодоре. Но даже благожелательно настроенные писатели не скрывали того факта, что она была проституткой. У нее родилась незаконная дочь; могли быть и другие дети. Через некоторое время она сделалась любовницей наместника Египта, но тот вскоре бросил ее в Александрии. Там, по-видимому, она приобрела глубокий религиозный опыт. Когда Юстиниан встретил Феодору, она вернулась в Константинополь, где работала швеей. Она стала его возлюбленной, но они не могли сочетаться законным браком, поскольку человеку его положения запрещалось иметь жену, некогда бывшую проституткой. Им пришлось потратить время на то, чтобы убедить Юстина издать специальный закон, дозволяющий такую женитьбу. Насколько можно судить, Феодора всегда хранила верность Юстиниану, хотя дети у этой пары так и не родились*.
Несомненно, Феодора обладала сильной волей. Юстиниан питал к ней глубокое чувство и уважал ее мнение; император и императрица часто появлялись как равные на придворных торжествах. Было известно, что Феодора влияла на политику и решения супруга, связанные с назначениями, повышениями и отставками чиновников и армейских офицеров. Императоры, находившиеся под влиянием своих жен и других женщин, неизменно подвергались критике в позднейших источниках, и Юстиниан не был исключением. Все же выражение «под башмаком» не кажется подходящим для данного случая. Юстиниан полагался на жену, однако не отличался слабым характером и после ее смерти не подпадал ни под чей контроль. Скромное происхождение и весьма сомнительное прошлое Феодоры обеспечило массу возможностей очернителям этой супружеской пары. Трех женщин, с которыми она водила дружбу во времена цирковой деятельности, она привезла с собой во дворец в качестве «компаньонок», и те нашли себе весьма богатых мужей. Также в одном из зданий дворца Феодора устроила убежище для девушек, отказавшихся от проституции. Отдельные группы христиан часто вспоминали о ней как об очень благочестивой женщине. Однако, несомненно, она могла вести себя весьма странно и поддаваться чувству мести: падение многих значительных лиц при дворе стало делом ее рук[562].
В V веке отношения между Восточной Римской империей и Сасанидской Персией, в общем, складывались мирно, что составляло заметный контраст с более ранними временами. В дипломатических сношениях между римским императором и персидским царем вошло в практику обращение «брат». Империя фактически признала Персию равной себе и уже давно отказалась от мечтаний об ее завоевании. Длительный мир также сохранялся в силу возникновения у обеих сторон других проблем. Персы столкнулись со все усиливавшейся угрозой со стороны кочевых племен — гун- нов-сабиров на севере и эфталитов на северо-востоке. Остается неясным, состояли ли эти группы в родстве с гуннами Аттилы, и если да, то в каком, и название «гунн» могло попросту быть дано любому племени кочевников, использовавших в сражении тактику, напоминавшую тактику гуннов. Они часто тревожили персов; несколько экспедиций, отправленных с целью покарать их, окончились катастрофой. В сражении погиб даже персидский царь — успех, которого никогда не удавалось добиться римлянам за всю историю их войн с Персией. Несколько вспышек гражданских войн еще более ослабили власть Сасанидов, и в результате у них пропала охота затевать серьезный конфликт со своими соседями-римлянами[563].