Адриан ГОЛДСУОРТИ

В конце концов именно бессилие правительства обращает на себя основное внимание, когда речь идет о данном периоде. Разрываемое внутренней борьбой, номинально возглавляемое слабыми императорами, а на практике — фаворитами или забравшими в свои руки власть военными (положение их не отличалось надежностью), оно оказалось еще менее способным к решению проблем, нежели режимы IV века. Да, оно столкнулось с военной угрозой, но то же самое случалось в прежние времена. Готская угроза носила несколько иной характер, она исходила из провинций (во многом оказалась следствием того, что ранее, в 382 году, готы остались не побеждены). Вместе с тем готы не имели численного превосходства. Но империи никогда не хватало войск, чтобы нанести поражение им, равно как и прочим врагам; единственное исключение имело место при вторжении армии Радагайса. Слабость империи, разумеется, провоцировала новые нападения, но ничего нового в этом не было. Никто не смог мобилизовать мощные ресурсы, которыми по-прежнему располагал Запад, дабы дать врагам достойный отпор. В итоге Западная Римская империя удовлетворялась присутствием союзных, но сохранявших по крайней мере частичную автономию племен на территории своих провинций. Власть императора в Равенне постепенно слабела.

Глава семнадцатая

ГУНН

Варварский народ гуннов... приобрел такую силу, что захватил сотни городов и угрожал самому Константинополю... и столько людей погибло, и столько крови пролилось, что мертвецам не было счету. Они даже захватывали церкви и монастыри и перебили великое множество монахов и монахинь.

Каллиник. Описание вторжения гуннов в 440-х годах

Имя гунна Аттилы по сей день остается символом жестокости и разрушения. Он — один из немногих деятелей античной истории, чье имя до сих пор на слуху. Благодаря этому он оказывается в одном ряду с такими персонажами, как Александр, Цезарь, Клеопатра и Нерон. Из них лишь Нерон пользуется столь же дурной славой, поскольку Аттила стал олицетворением варварства в античном мире. Его биографию слишком часто смешивают с биографией другого завоевателя, жившего позднее и добившегося больших успехов, — Чингисхана. Бытуют образы тысяч узкоглазых воинов на низкорослых лошадях, текущих непрерывным потоком из степей под значками из волчьих хвостов, чтобы проливать кровь, разрушать, жечь города и громоздить груды черепов. В конце XIX века поначалу французы, а затем в большей мере англичане называли немцев гуннами; они не выбрали для этого слово «готы», «вандалы» или название любого другого народа, который можно было с вероятностью рассматривать в качестве предка современных немцев. В 1914 году именно «гунн» подверг «насилию» сохранявшую нейтралитет Бельгию. Здесь сыграло свою роль то, что имя это короткое и легко запоминающееся, что оказалось весьма удобно для авторов лозунгов и поэтов вроде Киплинга. Что еще более важно, оно олицетворяло врага, чей образ полностью противоположен всему благому и цивилизованному[449].

Этот стереотип дает хотя бы смутное представление о том страхе, который внушали гунны в конце IV—V веке. Отчасти он был связан с расовыми различиями. Гунны выглядели непривычно даже по сравнению с варварами, которых в империи уже знали. Они были низкорослы, коренасты, с маленькими глазами и — на взгляд римлян — почти стертыми чертами лица. Во многих описаниях подчеркивается их уродство, хотя, что любопытно, не упоминаются их удлиненные черепа, которыми, если можно так выразиться, щеголяла небольшая часть гуннских мужчин и женщин, — специально созданная неправильность, возникавшая вследствие того, что младенцам туго перевязывали голову, чтобы деформировать костную ткань. Никто не знает, для чего это делалось, хотя в других культурах зачастую бывали приняты аналогичные вещи. На сей раз мы имеем право предположить существование некоего мотива ритуального характера, связанного с чем-то нам непонятным[450].