Adrenalin trash

Вино оказалось удивительно вкусным и, кроме того, очень общительным. Оно легко вступило в контакт с остатками выпитого днем пива, приятно деформировав внутренний и внешний мир. На щеках Марины вспыхнул алкогольный пожар. Слегка кружилась голова, желудок немного возмущался, но как-то нерешительно и даже забавно. Звуки стали чуть тише и протяжнее, смягчились цвета. Но самым главным было то, что наконец пропала томительная двойственность. Поначалу, как только Дима появился в квартире, Марине казались немного неуместными будничность и какая-то суетливость вечера, но теперь она поняла, что неуместными как раз были образы, сгенерированные ее фантазией раньше, когда она ворочалась в одинокой постели, дома и в гостях. Теперь ей не казалось, что в такую минуту нужен конвой ароматических свечей, южных звезд или белых стволов березок. Теперь тесная кухня родной квартиры вполне годилась на роль тамбура между старой и новой жизнью. В березовой роще или на крымском песочке каждая дура будет рада, а так… Марина вдруг вспомнила свою давнюю прогулку по Москве, когда она как раз думала о том, что начинается настоящая жизнь. Сейчас она окончательно поняла, что значит настоящая. «Может, прямо здесь, на столе…» — подумала Марина и весело засмеялась собственному озорству.

— Что? — спросил Дима. В левой руке он держал зажженную сигарету, а правой пас стада мурашек на Маринином бедре.

— Пьяное вино, — сказала Марина. — Сколько градусов в нем?

— Да уж, — сказал Рома. Он немного поскучнел. Это расстраивало.

— Двадцать, по-моему, — сказал Дима. Положив сигарету в пепельницу, он придвинул к себе бутылку и стал разглядывать желтую этикетку. — Ну да.

— Двадцать? — спросила Марина. Наклонившись вперед, она взяла бутылку за горлышко и потянула ее к себе. — Двадцать?

— А сколько надо? — с улыбкой спросил Дима. Его рука вдруг убежала на стол. Марина чуть заметно вздрогнула.

— Не знаю, — сказала она, стараясь сделать вид, что ничего не заметила и разглядывает бутылку. — Рома, ты что загрустил?

— А? — Рома, разглядывавший пол, поднял глаза.

— Да, — сказал Дима. — Чего скис?

— Сколько времени? — спросил Рома.

— Вон часы, — сказал Дима, кивнув на простенок между раковиной и дверью. — Десять почти.

— Десять? — переспросил Рома. — Я поеду, что ли.

Марина быстро посмотрела на Диму. Дима подмигнул ей и, повернувшись к Роме, сказал:

— Да погоди, рано еще.

— Рано?

— Да, — сказала Марина. И добавила: — А поснимай нас?

— Хочешь? — спросил Дима, повернувшись к ней. Его брови приподнялись.

— А почему бы и нет, — сказала Марина. — Скучает же человек.

— Можно, — сказал Рома, улыбнувшись. Он живо поднялся с табуретки, поставил свой бокал на стол и пошел в прихожую.

Марина посмотрела на Диму. Он тут же приблизил к ней свое лицо и поцеловал ее приоткрытый рот. Его правая рука вернулась на бедро и уверенно нырнула под халатик. Марина чуть раздвинула ноги, одновременно жадно втянув в рот Димин язык. В левую лодыжку уткнулось что-то теплое и шершавое. Марина не сразу поняла, что это голова Монтеня. Не выпуская из фокуса восприятия Димины прикосновения, она отогнала кота ногой.

Когда Дима отпустил ее и Марина открыла глаза, Рома стоял в дверях кухни и целил в них камерой.

— Красиво, — сказал он.

— Ты снимал? — спросила Марина.

— Ты же просила, — сказал Рома.

В душе у Марины произошло какое-то движение, странно похожее на прикосновение Монтеня секунду назад, и так же, как раньше она отогнала кота, она справилась с этим движением, и сразу стало легче, захотелось только одного, а мысль о том, что это одно уже совсем близко, одновременно успокаивала и волновала.

— О’кей, — сказала она, закуривая. — Тогда с тебя кассета.

Дима разлил остатки вина по бокалам.

— Слышал? — спросил он.

— Хорошо. — Рома подошел к столу, положил камеру рядом с бутылкой, взял свой бокал и сказал: — А можно, я свой диск поставлю?

Марина сидела на кровати в своей комнате и весело смеялась, глядя в камеру, которую держал стоявший напротив нее Рома. Она поджала ноги, и халатик совсем сполз, полностью обнажив ее бедра, но перед камерой это казалось вполне уместным. Дима разливал вино из второй бутылки по бокалам, стоявшим на тумбочке рядом с кроватью. Колонки заполняли комнату электронной музыкой с принесенного Ромой диска. Большой свет они зажигать не стали, включили только настольную лампу. Рома, выбирая ракурс, специально встал так, чтобы на Марину не падала тень, и она поняла, что во ВГИКе он учился хорошо.

— Бери, — сказал Дима, протягивая бокал Марине.

Рома положил камеру на кровать, подошел к тумбочке и взял бокал.

— За любовь и дружбу! — сказал Дима.

Они чокнулись и выпили.

— Вы же танец мне обещали, — сказала Марина, поставив бокал на пол. — И как камерой пользоваться показать.

— Танец, — сказал Дима. — Танец можно. Рома, объясни товарищу, как пользоваться твоим оружием.

Рома улыбнулся, поставил бокал на тумбочку, сел на кровать рядом с Мариной и в нескольких словах приоткрыл ей тайны операторского мастерства.

— Все поняла? — спросил Дима, улыбаясь.

— Да, — сказала Марина.