Adrenalin trash

Марина за грибами не ходила, а снег лопатой разгребала последний раз в детском саду. Сама она этого не помнила, но в серванте у мамы стояла стереоскопическая коробочка, и, приложив выпуклые пластиковые линзы к глазам, внутри можно было увидеть пятилетнюю улыбающуюся Марину, сидящую на красной лавке с пластмассовой копией совковой лопаты в ручках. Впрочем, Марина уже давно не заглядывала в выпуклое прошлое. Стереоскопическая картинка навевала мучительную и очень неприятную грусть, причем особенно сильно действовали на нервы удивительно чистые сугробы, окружавшие скамейку, и видневшиеся на заднем плане щербатый бетонный забор и нижние этажи снесенной два года назад пятиэтажки.

Впрочем, сейчас в коробочку можно было заглянуть без особого ущерба для душевного равновесия. Вот уже шесть недель по утрам в субботу у Марины было удивительно хорошее настроение. Сегодня же оно еще и было подсвечено белизной заоконного пейзажа. Марина с минуту рассматривала посвежевшие окрестности пруда, потом потянулась, улыбнулась — совсем как в песне про таинственного капитана — и пошла в душ, шлепая по холодному линолеуму босыми ногами.

Так началась очередная суббота. Главным украшающим элементом была именно ее очередность. Может, кому-то она и показалась бы неприятной, безусловно, определенную негативную окраску этому прилагательному придавал реликтовый страх эпохи позднего СССР. Но Марина толком не помнила то волшебное время и поэтому не видела ничего плохого в том, что субботнее утро было таким же, как и шесть предыдущих, — если не считать, конечно, выпавшего ночью снега. В очередности крылась уверенность в себе, в нем, в мире, во вчерашнем, сегодняшнем и завтрашнем дне. Причем уверенность эта странным образом не требовала оформления сложными речевыми конструкциями. Марина едва ли удивилась бы, если бы ей сказали, что за шесть недель она сильно изменилась, но сказать, в чем именно заключались эти изменения, она бы не смогла.

Хотя одно изменение Марина отслеживала внимательно. Выбравшись из освежающих объятий душа, она встала на весы. Масса ее тела за последнюю неделю уменьшилась еще на восемьсот граммов. Марина не задумывалась над точностью весов, она просто радовалась приятному превращению. За шесть недель она сбросила восемь килограммов, и не радовать это не могло. Марина провела ладонями по ставшему почти плоским животу, подтянувшимся ягодицам и разом поплотневшим бедрам. Злобный оскал шкалы весов теперь казался веселой улыбкой. Марина подмигнула белому квадрату весов, быстро оделась, причесалась и вышла из ванной.

Дома никого не было. Мама отправилась в очередной железнодорожный круиз, папа гостил у институтского товарища, о чем Марине второй раз сообщила лежавшая на кухонном столе вчерашняя записка. Марина скомкала листок, выбросила его в мусорное ведро и поставила чайник. Монтень покрутился вокруг Марины, потом понюхал свою пустую тарелку и уселся возле холодильника. Его пришлось согнать, чтобы достать йогурт. В последнее время она ела мало — аппетит ее неожиданно поскромнел. Светка как-то сказала, что это из-за курения. Марина тогда подумала, что импульсивные, необдуманные решения приносят только радость. И стала курить еще больше.

Позавтракав молочным продуктом, Марина приготовила кофе и пошла в свою комнату. Она еще не представляла, как проведет субботу, но это ничуть не омрачало ее настроение. Марина поставила чашку на стол, включила компьютер, заправила кровать. Еще раз выглянула в окно — на улице опять шел снег. Оживила колонки музыкой, села в кресло и стала пить кофе. Она уже собиралась посвятить ближайшее время уборке, когда вдруг зазвонил телефон.

Совсем недавно Марина почти наверняка облилась бы кофе, но теперь к ней пришла столь необходимая для победы уверенность в себе. Она поставила чашку с островом Сахалин на стол, спокойно встала, подошла к телефону и сняла трубку на третьем звонке.

— Алло, — сказала Марина. Вообще-то Дима не звонил в субботу утром, но Марина почему-то была уверена, что это он, и вложила в стандартное телефонное приветствие весь свой боевой опыт. Она попыталась замаскировать радость от неожиданного звонка раздражением по поводу раннего времени, а благодарность за вчерашний вечер должно было укрыть легкое нетерпение, изображавшее насыщенность Марининого графика. Увы, оценить интонационный шедевр по достоинству было некому. Тревога оказалась ложной.

— Привет, — сказала Светка и через секунду разрыдалась.

Марина никогда раньше такого не слышала.