Показательно также следующее обстоятельство. Сталин, искренне считая себя выдающимся полководцем, позволил себе облачиться в маршальский мундир, а также разрешил присвоить себе звание генералиссимуса и Героя Советского Союза и наградить полководческими орденами Победы и Суворова. Следовательно, Иосифу Виссарионовичу необходимо было внешнее признание своих полководческих качеств, — видимо, в глубине души он таил сомнения по поводу собственных выдающихся заслуг. Вот Гитлер так и не присвоил себе никакого воинского звания, ни фельдмаршала, ни рейхсмаршала, да и без новых наград обошелся. Он так и остался ефрейтором с двумя Железными крестами, заслуженными на полях сражений Первой мировой, а в ставке вместо военного облачался в партийный мундир без знаков различия. Гитлеру совсем не нужны были внешние отличия власти в виде погон, позументов, лампасов и орденов. Он прекрасно знал, что его власть простирается и на рейхсмаршала Геринга, и на рейхсфюрера Гиммлера, и на других генералов и маршалов. И нисколько не сомневался, что является великим полководцем, отлично сознавая, что ни один фельдмаршал все равно не рискнет открыто утверждать обратное.
Был ли наделен полководческим талантом Сталин? На этот вопрос скорее придется дать отрицательный ответ. В отличие от Гитлера Иосиф Виссарионович не имел фронтового опыта и во многих тонкостях поддержания боеспособности войск не разбирался. Кроме того, Красная Армия по сравнению с вермахтом была гораздо менее совершенным военным инструментом, и использовать ее в соответствии с законами военного искусства вообще было весьма затруднительно. Жесткая сталинская система контроля над армией не допускала самостоятельных действий генералов и маршалов. Полководцем в этой системе мог быть только сам Сталин, который, как и Гитлер, принимал все важнейшие стратегические решения. Но Сталин, к его несчастью, полководческим даром не обладал, и это увеличило жертвы Красной Армии. К его принципиальным ошибкам следует отнести и нерациональную дислокацию Красной Армии в 1941 году, когда войска были сосредоточены в пограничных выступах и легко попадали в окружение, а также свойственную Сталину гигантоманию, когда масса боевой техники никак не соотносилась с количеством специалистов, способных этой техникой управлять. Сталинское стремление во что бы то ни стало наступать и следовать принципам стратегии сокрушения приводило только к неоправданным потерям, потому что состояние Красной Армии требовало более рационального использования преимущественно оборонительного способа действий и стратегии измора.
Сталин, безусловно, переиграл Гитлера как дипломат, став одним из создателей мощнейшей коалиции. Однако, повторю, к созданию этой коалиции были сильнейшие объективные основания, и прежде всего то, что Советский Союз был слабее Германии.
Если же подходить к военной деятельности фюрера объективно, то довольно трудно найти какие-либо очевидные принципиальные ошибки в его оперативно-стратегических решениях. Собственно, единственными бесспорными ошибками можно считать решение продолжать атаки на Сталинград силами далеко оторвавшейся от соседних войск 6-й армии, вместо того чтобы отвести ее от города на более безопасный рубеж, а также отказ от прорыва войск Паулюса в первые дни окружения, когда такое действие имело реальные шансы на успех. Вспоминая о Сталинграде, осенью 1944 года Гитлер говорил своему врачу-отоларингологу Э. Гизингу: «Нельзя сказать, что наша разведка ошиблась и мы не были информированы о большом скоплении русских войск на левом берегу Волги. Нельзя также сказать, что мы были застигнуты врасплох внезапным наступлением русских или капризами погоды. Я все учел и намерен был бороться той зимой и достичь решающего успеха. Но когда в декабре 1942 года ситуация под Сталинградом ухудшилась, меня подвела авиация, хотя Геринг обещал, что может гарантировать все снабжение 6-й армии в течение по меньшей мере 6 — 8 недель... Вдобавок в самое критическое время под Сталинградом, когда итальянцы сверху, а румыны снизу не смогли удержать фронт, меня не было на месте, так как я был в пути на своем спецпоезде. В течение примерно 24 часов я не мог руководить сам, а когда узнал о несчастье, было слишком поздно».
Катастрофу под Сталинградом, таким образом, Гитлер был склонен относить за счет несчастливого стечения обстоятельств. Аргумент насчет 24 часов, потерянных из-за его переезда, вряд ли основателен. Даже и в эти потерянные сутки он наверняка не отдал бы приказ о немедленном отводе 6-й армии, а это еще могло спасти положение. Слишком много значил для фюрера этот город, имевший огромное символическое и стратегическое значение. Именно с контролем над этим городом Гитлер связывал последние надежды на достижение решающего успеха в России. И в первый день советского наступления, когда еще не был до конца ясен масштаб катастрофы, он никогда бы не отдал приказ оставить Сталинград.