Адольф Гитлер. Том 3

«Я восхищен вами, фюрер!» – воскликнул он в Эссене при виде совершенно секретного до тех пор гигантского орудия, но и Гитлер отвечал ему взаимностью. Хотя в остальных случаях он был мало способен на целостные безраздельные чувства, к итальянскому диктатору он испытывал на редкость открытую, выглядевшую почти наивной симпатию и пронес ее сквозь многообразные разочарования: Муссолини был одним из редких людей, к которым он относился без мелочности, расчетливости или зависти. При этом было немаловажно, что тот, как и он сам, был простого происхождения, и общение с ним не вызывало у него скованности, как контакты с представителями старого буржуазного класса почти повсюду в Европе. Их взаимопонимание было – во всяком случае, после неудачной встречи в Венеции – спонтанным. Полагаясь на это, Гитлер отвел в протоколе на политические консультации лишь один единственный час. Конечно, Муссолини обладал рассудительностью и политической проницательностью, но практикуемый Гитлером стиль личностной внешней политики, метод прямых договоренностей, рукопожатий, «разговора по-мужски» отвечали более сильной стороне его сущности. Он все больше и больше попадал под влияние Гитлера, демонстрируя, так же как и многие другие, странную беззащитность, подавленность и в конце концов опустошенность. Уже сейчас, купившись на лесть и грандиозные зрелищные эффекты, утратив политическую осмотрительность, он был по сути дела обречен и можно было предчувствовать бесславный конец на бензоколонке Пьяццале Лорето[51] без малого восемью годами позже. Ибо для него было жизненно важно, несмотря на всю идеологическую общность с Гитлером, не упускать из виду фундаментальное различие интересов, существующее между слабой, насытившейся и сильной, нацеленной на экспансию властью. О том, насколько радикально он перешел под воздействием стимулирующих впечатлений визита от категорий политики к неполитической категории слепой связанности судеб, свидетельствует одно из основных положений его берлинской речи, согласно которому один из главных принципов фашистской и личной морали требует от того, кто нашел друга, «идти с ним до конца» [52].

Таким образом, Гитлеру удалось на удивление быстро реализовать одну часть своей концепции союзов. Впервые в современной истории два государства сплотились под знаком идеологии для «единства действий… и вопреки всем предсказаниям Ленина это были не два социалистических, а два фашистских государства» [53]. Вопрос теперь заключался в том, удастся ли Гитлеру после такого союза со столь явной идеологической подоплекой завоевать на свою сторону и другого идеального, по его мнению, партнера – Англию, не сделал ли он уже тут, исходя из собственных предпосылок и целей, шаг к роковой для него развязке.

Уже вскоре после ввода войск в Рейнскую область Гитлер предпринял новый смелый демарш, чтобы привлечь Англию на свою сторону. Он опять обошел МИД, который скоро стал играть лишь роль технического аппарата, выполняющего рутинные внешнеполитические задачи; работу по достижению своих центральных целей он в значительной степени переключил на себя при помощи системы специальных уполномоченных. Звездой, самобытнейшим дипломатическим талантом и экспертом по Англии считался с момента успешного завершения морского договора бывший торговец спиртными напитками Иоахим фон Риббентроп. Теперь Гитлер пустил его в дело, чтобы увенчать союзом с Англией свою великую внешнеполитическую концепцию.

Его выбор вряд ли мог быть более ошибочным, но и более показательным. Ни одна из фигур в руководстве «третьего рейха» не вызывала, пожалуй, такого мощного хора голосов неодобрения, как Риббентроп. И друзья, и враги не признавали за ним не только ни одной симпатичной черты, но и малейшей деловой компетентности. Та благосклонность и протекция, которыми пользовался ограниченный исполнитель с лета 1935 года, показывают, в какой высокой степени Гитлер нуждался уже в это время в недумающих инструментах и людях, отличающихся прежде всего фанатичной личной преданностью. Высокопарное чванство в отношении других сочеталось в Риббентропе с почти лунатическим раболепием перед Гитлером. Всегда с тенью напряженных дум на челе, он был воплощением типа мелкого обывателя, выдвинувшегося в ходе классовых сдвигов, которые происходили с 1933 года; свои претензии и склонности к катастрофам этот тип стилизовал под демонизм исторического величия. На рукавах вычурного дипломатического мундира, созданного вскоре по его указанию, был вышит земной шар, на котором хозяйски расположился имперский орел.