Адольф

Собраніе было многолюдное. Меня разсматривали со вниманіемъ. Я слышалъ, какъ вокругъ меня твердили тихо имена отца моего, Элеоноры, графа П***; умолкали, когда я приближался; когда я удалялся, снова заговаривали. Мн было достоврно, что передавали другъ другу повсть мою, и каждый, безъ сомннія, разсказывалъ ее по своему. Мое положеніе было невыносимо: по лбу моему струился холодный потъ; я краснлъ и блднлъ поперемнно.

Баронъ замтилъ мое замшательство. Онъ подошелъ ко мн, удвоилъ знаки своей внимательности, привтливости; искалъ вс случаи отзываться обо мн съ похвалою, и господство его вліянія принудило скоро и другихъ оказывать мн тоже уваженіе.

Когда вс разъхались, «я желалъ бы, — сказалъ мн баронъ Т…, - поговорить съ вами еще разъ откровенно. Зачмъ хотите вы оставаться въ положеніи, отъ котораго страдаете? Кому оказываете вы добро? Думаете ли вы, что не знаютъ того, что бываетъ между вами и Элеонорою? Всей публик извстны ваши взаимныя размолвки и неудовольствія. Вы вредите себ слабостью своею; не мене вредите себ и своею суровостью, ибо, къ дополненію неосновательности, вы не составляете счастіе женщины, отъ которой вы такъ несчастливы».

Я еще былъ отягченъ горестью, которую испыталъ. Баронъ показалъ мн многія письма отца моего. Они свидтельствовали о печали его. Она была гораздо живе, нежели я воображалъ. Это меня поколебало. Мысль, что я долгимъ отсутствіемъ продолжаю безпокойствіе Элеоноры, придала мн еще боле нершительности. Наконецъ, какъ будто все противъ нея соединилось. Въ то самое время, какъ я колебался, она сама своею опрометчивостью ршила мое недоумніе. Меня цлый день не было дома. Баронъ удержалъ меня посл собранія: ночь наступила. Мн подали письмо отъ Элеоноры въ присутствіи барона Т… Я видлъ въ глазахъ его нкоторую жалость къ моему порабощенію. Письмо Элеоноры было исполнено горечи. Какъ, говорилъ я себ, я не могу провести день одинъ на свобод! Я не могу дышать часъ въ поко! Она гонится на мною всюду, какъ за невольникомъ, котораго должно пригнать къ ногамъ ея. Я быхъ тмъ боле озлобленъ, что чувствовалъ себя слабымъ.

— Такъ, — воскликнулъ я, — пріемлю обязанность разорвать связь съ Элеонорою; буду имть смлость самъ объявить ей о томъ. Вы можете заране увдомить отца о моемъ ршеніи.

Сказавъ сіи слова, я бросился отъ барона; я задыхался отъ словъ, которыя выговорилъ — и едва врилъ общанію, данному мною.

Элеонора ждала меня съ нетерпніемъ. По странной случайности, ей говорили въ моемъ отсутствіи въ первый разъ о стараніяхъ барона Т… оторвать меня отъ нее. Ей пересказали мои рчи, шутки. Подозрнія ея были пробуждены, и она собрала въ ум своемъ многія обстоятельства, ихъ подтверждающія. Скоропостижная связь моя съ человкомъ, котораго я прежде никогда не видалъ; дружба, существовавшая между этимъ человкомъ и отцемъ моимъ, навались ей доказательствами безпрекословными. Ее волненіе такъ возросло въ нсколько часовъ, что я засталъ ее совершенно убжденною въ томъ, что называла она моимъ предательствомъ.

Я сошелся съ нею въ твердомъ намреніи ей все сказать. Обвиняемый ею (кто этому повритъ?), я занялся только стараніемъ отъ всего отдлаться. Я отрицалъ даже, да, отрицалъ въ тотъ день то, что я твердо былъ ршенъ объявить ей завтра.

Уже было поздно; я оставилъ ее. Я поспшилъ лечь, чтобы кончить этотъ долгій день, и когда я былъ увренъ, что онъ конченъ, я почувствовалъ себя на ту пору облегченнымъ отъ бремени ужаснаго.

Я на другой день всталъ около половины дня; какъ будто удаляя начало нашего свиданія, я удалилъ роковое мгновеніе.

Элеонора успокоилась ночью и своими собственными размышленіями, и вчерашними моими рчами. Она говорила мн о длахъ своихъ съ доврчивостью, показывающею слишкомъ явно, что она полагаетъ наше обоюдное существованіе неразрывно соединеннымъ. Гд найти слова, которыя оттолкнули бы ее въ одиночество?

Время текло съ ужасающею быстротою. Каждая минута усиливала необходимость объясненія. Изъ трехъ дней, положенныхъ мною ршительнымъ срокомъ, второй былъ уже на исход. Г. Т… ожидалъ меня, но крайней мр, черезъ день. Письмо его къ отцу моему было отправлено, и я готовился измнить моему общанію, не совершивъ для исполненія его ни малйшаго покушенія. Я выходилъ, возвращался, бралъ Элеонору за руку, начиналъ фразу и точасъ прерывалъ ее, глядлъ на теченіе солнца, спускающагося по небосклону. Ночь вторично наставала. Я отложилъ снова. Оставался мн день одинъ; довольно было часа.

День этотъ минулъ, какъ предыдущій. Я писалъ къ барону Т… и просилъ у него отсрочки на малое время — и, какъ свойственно характерамъ слабымъ, я приплелъ въ письм моемъ тысячу разсужденій, оправдывающихъ мою просьбу. Я, доказывалъ, что она ни въ чемъ не препятствуетъ ршенію, въ которомъ я утвердился, и что съ того самаго числа можно почесть узы мои съ Элеонорою навсегда разорванными.

Глава десятая