Адмиралы мятежных флотов

Вывод России из войны состоялся классическим образом: парализацией центральной власти, центральной нервной системы. Императора не свергли! Небывалый случай в российской истории - его УГОВОРИЛИ отречься от престола. УГОВОРИЛИ и Михаила, в чью пользу отрекся Николай. Главноуговаривающим прозвали Керенского в войсках и в обществе - и была в том ирония со скрытым вторым дном. Загадка царского отречения до сих пор остается тайной истории, покрытой архивным мраком.

В окружении верных ему большей частью людей, во всяком случае послушных монаршей воле, среди верных ему не взбулгаченных пока никем и ничем войск, охранявших Ставку, он, самодержец российский, сам слагает с себя корону. Заметим, что речь не идет о крушении монархии, и Николай верит в то, что Михаил, брат, окажется более счастливым царем, верит в то, что династия Романовых продолжится… Крушение самодержавия произойдет несколькими днями позже, когда думские краснобаи уговорят отречься и Михаила.

Таким образом, царь не был свергнут, как нас учили, да и сейчас учат в школах; не штыков восставших полков, не ворвавшихся во дворец толп испугался он. Все сделали слова,уговоры… Как они, думские краснобаи, это сотворили, на какие душевные струны воздействовали, какие психологические уловки применили - знают только те, кто вынудил Государя поставить свою подпись под роковым актом… Во всяком случае, императрица так и не верила до конца, что здесь все было чисто. Весьма показательна ее фраза, зафиксированная особым представителем московского ЦИКа Яковлевым. Его прислали в Тобольск для того, чтобы уговорить отрекшегося императора санкционировать своей подписью Брестский договор. Юридический нонсенс, но этого требовали немцы, не очень-то доверяя большевистским словам, подписям и печатям. Для них рескрипт даже низложенного царя был авторитетнее ленинского росчерка.

РУКОЮ ОЧЕВИДЦА. «Николай… обернувшись к Александре, горько сказал: «Они хотят заставить меня подписать Брест-Литовский договор. Но я скорее отрублю себе правую руку, чем подпишу такой договор». Императрица согласилась с ним, вспомнив отречение, и с чувством заявила: «Я тоже поеду! Если меня там не будет, они вынудят его что-нибудь сделать точно таким же путем, как и раньше».

Каким «таким же путем»? Что имела в виду Александра? Вопросы без вразумительных ответов…

Правда, можно предполагать, и не без оснований, что отречение было поставлено как условие сохранения жизни царской семьи. То есть был применен самый вульгарный шантаж. Ведь не зря же Шульгин всю жизнь помнил ту, быть может, самую роковую фразу во всей этой истории: «Ваше Императорское Величество, я не смогу поручиться за благополучие вашей семьи, если манифест об отречении не будет подписан». И Александра Федоровна, и наследник, и все дочери - все они оказались в руках тех, кто уже захватил власть в столице. И Николай понимал, что любая попытка освободить их силой приведет к ужасным последствиям. Самых близких ему людей сделали заложниками.

Это были самые первые заложники в грядущей диктатуре - царская семья.

Через год Шульгин потеряет своего сына-юнкера (он погибнет в уличных боях в Киеве). В тот самый год, когда будут расстреляны царственные заложники.

Великолепный аналитик генерал Данилов просчитал потом дьявольскую шахматную комбинацию: императора уговорили сместить Николая Николаевича, занять его пост, для того чтобы удалить царя из столицы хотя бы на некоторое время. А затем - так все и произошло - захватить его семью в его отсутствие и диктовать правила отречения.

Итак, отречение русского царя, добытое каким-то темным путем, состоялось. И первой же страной, которая признала Временное правительство, были Соединенные Штаты Америки, чей чрезвычайный посол сенатор Рут так настойчиво зазывал адмирала Колчака за океан перед стратегической операцией на Босфоре, которую русский флот и русские войска, не разложенные пока до конца большевиками, еще в состоянии были провести летом семнадцатого. И Керенский, и его зарубежные кукловоды уже угадывали в Колчаке будущего российского вождя - Верховного правителя России. Колчак и Корнилов в глазах Керенского - самые вероятные военные диктаторы, и самые опасные политические соперники. Он так боялся обоих, что едва не попал в лапы третьей силы - большевиков. Прежде всего он спровадил Колчака - подальше, в Америку, а в августе подставил и второго соперника - генерала Корнилова, спровоцировав так называемый военный путч.

Деньги германского генштаба и их невольного союзника Якоба Шиффа не были брошены на ветер, как не осталась втуне и деятельность британских спецслужб под крышей английского посольства.