Адмиралы мятежных флотов

В столичном городе Омске было немало врагов, нужно было очень строго наблюдать и охранять Верховного правителя. Но он как будто и не хотел замечать этой опасности… Он мог запросто выйти с группой студентов из университета - совершенно без охраны. Мы иногда видели А.В. Колчака, ехавшего в пролетке в сопровождении всего лишь одного конвойца…»

В конце лета 1919 года в омской резиденции Колчака раздался сильный взрыв. Рвануло в караульном помещении - небольшом домике во дворе резиденции. Были убитые и раненые среди караульных. Но в самом особнячке никто не пострадал - вышибло стекла. Адмирал Колчак, как свидетельствуют очевидцы, не потерял самообладания: выскочил в окно во двор, быстро осмотрел место взрыва и тут же взял на себя руководство спасательными работами. В Порт-Артуре было и пострашнее.

Расследование чрезвычайного происшествия показало, что взрыв произошел по небрежности одного из солдат, который, разогревая на плите котелок с кашей, не заметил лежавшую рядом гранату, забытую кем-то из караульцев. Однако некоторые считали эту версию натяжкой, маскирующей попытку покушения на Верховного правителя. Как бы там ни было, но над Колчаком в Омске висел дамоклов меч. Оставалось уповать больше на волю Божью, чем на надежность охраны.

Рота - на молитву! Батарея - на молитву! Эскадрон - на молитву! Сотня - шапки долой!…

Армия молилась и перед походными алтарями в палатках, и в старинных сибирских храмах, и в кержацких скитах. Молилась о даровании победы над красным супостатом.

Молился и Верховный Главнокомандующий. Во время полярной экспедиции на «Заре» лейтенант Колчак исполнял обязанности судового священника. Он был глубоко воцерковленным человеком.

Вот и сейчас в Омске в красном углу его кабинета тихо сиял удивительный образ. Никола Чудотворец в неканоническом венце из пулевых пробоин строго и кротко взирал на всякого входящего к адмиралу. Икону совсем недавно вручили Верховному иерархи омского духовенства. Ее история потрясла Александра Васильевича…

В октябре 1917 года, когда красногвардейцы, матерые мужики и бывалые солдаты, выбили из Кремля юнцов-юнкеров, началось глумление над святынями. Кто-то потехи ради стал стрелять в надвратную икону, что осеняла вход в Никольскую башню. Стрелок метил в лик Святителя Николая, но пули уходили в стороны, выбивая в кирпиче своего рода терновый венец. Присыпанное красноватой пылью чело Чудотворца казалось окровавленным. Именно таким увидел его на другое утро безвестный московский художник, пришедший к разграбленному Кремлю. Он достал лист бумаги и зарисовал увиденное. А позже написал икону - Николу Кремлевского. С нею покинул Москву и уехал в Сибирь. В Омске передал ее настоятелю одного из храмов.

Именно этим новописаным образом и благословили церковные отцы воина Александра на служение России в качестве Верховного правителя.

Кто знает, может, именно она и спасла жизнь Колчаку, когда в его омской резиденции прогремел мощный взрыв?

ОРАКУЛ-2000:

В 2000 году икона Николы Кремлевского объявилась в Москве. Нынешний владелец ее, пожелавший остаться неизвестным, предложил Российскому фонду культуры приобрести ее за миллион долларов. У Фонда таких средств не нашлось, и владелец исчез вместе с бесценной реликвией.

ПАРАД

И был парад на главной площади Омска… Адмирал Колчак, произведенный Советом министров в полные адмиралы с тремя орлами на погонах, стоял на сколоченных из досок подиуме в окружении министров, дипломатов, фотографов и кинохроникеров.

Ахнул и грянул отчаянно грустно лихо марш «Прощание славянки». У Колчака невольно навернулись слезы. Под эту рвущую душу музыку стало обидно и больно за все, что случилось в эти годы с русской армией, с русским флотом. Припомнилось и навалилось разом все: и порт-артурское пленение, и севастопольское «разофицеривание», и толпы дезертиров, невиданные за всю историю российской армии, и снисходительная улыбка Плеханова, и этот болтливый чертик из политической табакерки - Керенский, который возомнил себя Верховным Главнокомандующим и которого он, боевой адмирал, вынужден был встречать с высшими воинскими почестями, но главная обида все же за нее - за русскую армию, с мундиров которой содрали погоны, за ее оболганные и обманутые полки, чьи знамена, овеянные славой Бородина, Шипки, Севастополя, втоптали в грязь не тевтоны, османы или самураи, а свои же собственные сограждане, как эпидемией охваченные кровавым буйством, названном словоблудами «революционной свободой».

А старые помятые медные трубы сводного оркестра пели о доблести, о подвигах, о славе как ни в чем не бывало, и под эту то ли лебединую, то ли орлиную песнь уже выдвигались поротно и поэскадронно первые части Сибирской армии.