Адмирал Ушаков

Капитан Поскочин приехал к адмиралу с докладом. Он привез пленного коменданта крепости полковника Ройе, который очень просил свидания с адмиралом.

Выслушав доклад Поскочина, Федор Федорович сказал:

— Ну, пусть входит француз. Что ему надо?

В каюту ввели небольшого, поджарого человека. Он с независимым видом поклонился русскому адмиралу и стал что-то быстро говорить, указывая на Поскочина.

— О чем он так горячо? — посмотрел Ушаков на адъютанта Балабина, знавшего французский язык.

— Ваше превосходительство, он очень благодарит капитана Поскочина, называет его спасителем французов.

— Почему? За что?

— За то, что он спас их от мщения греков. Кефалонцы, помогавшие нашим обезоруживать французов, ругали их, держали, как преступников, связанными, издевались. Он говорит: так не обходятся с образованными людьми!

Француз запальчиво сказал последнюю фразу и гордо смотрел на русского адмирала.

Этот самоуверенный, нахальный тон возмутил Федора Федоровича.

— Вы называете себя образованными, но ваши деяния говорят о другом, — сказал Ушаков, обращаясь непосредственно к самому Ройе, забыв, что он не понимает по-русски.

Балабин быстро перевел.

— Я вел себя, как подобает французскому офицеру! — заносчиво ответил Ройе.

— Я вам докажу, что не так! — стукнул по столу адмирал.

— Я буду вам весьма признателен, — поклонился полковник. — Назовите, что я сделал, порочащее честь мундира?

Ушаков даже встал: этот напыщенный франт не понимает главного, а еще полковник!

— Вы поздно взялись укреплять вверенный вам остров! Вы не сделали ничего для сопротивления. Вы не выстрелили ни из одного орудия, не заклепали ни единой пушки! А что касается ваших жалоб на греков, то как аукнется, так и откликнется! Поведение же капитана Поскочина меня не удивляет: всякий русский офицер поступил бы, как он! — И адмирал повернулся к Поскочину.

Полковника увели. Он был смущен и удивлен.

Француз никак не ожидал, что русский адмирал станет упрекать его за то, что он плохо воевал с ним же!

Дожди задержали союзников в Кефалонии. Только 28 октября, при тихом южном ветре, союзники покинули залив.

Ушаков торопился к Корфу. Предстояла самая ответственная, решающая операция.

На пути они встретили посыльное судно с письмом от Сенявина.

Отправляя к острову Св. Мавры капитана 1-го ранга Дмитрия Николаевича Сенявина, самого талантливого из своих боевых офицеров, Ушаков, как всегда осмотрительный и осторожный, написал в ордере:

«Ежели можете предвидеть сильное с противной стороны сопротивление, на такой случай тотчас извольте прислать ко мне уведомление…»

И вот теперь Сенявин сообщал, что на острове Св. Мавры пятьсот человек гарнизона заперлись в крепости, имеют большую артиллерию и много припасов и оказывают упорное сопротивление. Крепость с двух сторон окружена морем, а с двух — широкими рвами. Ушаков посоветовался с Кадыр-беем. Они решили сначала покончить с крепостью на острове Св. Мавры. Ушаков взял с собою два корабля и два фрегата русские и два корабля и один фрегат турецкие, а остальным приказал идти к Корфу для усиления блокады.

Когда подходили к острову Св. Мавры, услыхали непрерывную пушечную пальбу: Сенявин продолжал осаду крепости. Эскадра стала на якорь в устье канала.

Ушаков и Кадыр-бей съехали на берег, чтобы осмотреть все на месте. Сенявин встретил их на берегу. Он показал адмиралам пять батарей, которые устроил против крепости. Сенявин снял с фрегата 24-фунтовые пушки. Французский комендант полковник Миолет прислал к Сенявину парламентера. Он предлагал сдать крепость с условием, что весь гарнизон отправят во Францию. Сенявин ответил, что готов принять капитуляцию, если французы будут считаться военнопленными. Миолет не согласился и прекратил переговоры.

— Никуда он от нас не денется! Выкурим оттуда ядрами! — сказал Ушаков. И вернулся на корабль. С ним поехал и Сенявин: он шепнул адмиралу, что ему надо поговорить с глазу на глаз. Ушакова это сильно заинтересовало.

Оказалось, что кроме французов у союзников появился еще один враг — Али-паша Янинский.

Али-паша владел не только Яниной. Его власть распространялась на Эпир и частично на Фессалию. Официально он считался подданным султана, его наместником в Янине, но на деле Али-паша меньше опасался Константинополя, чем султан его самого.

Али-паши боялось все восточное побережье Адриатического моря. Одно его имя приводило в трепет греков и сербов. Все знали его страшную жестокость, хитрость и коварство. Чтобы завладеть наследством отца, Али-паша умертвил своих братьев. Потом, расширяя владения, истребил ближайших наместников и пашей. Он заставил свою родную сестру Хайницу отравить ее сына, Емас-бея, правившего Фессалией.

Али-паша захотел и теперь половить рыбку в мутной воде.