— Нет, — улыбнулся драгоман, — турки презирают это, считают насмешкой над собой, говоря: учить можно только медведей, собак или обезьян!
Турецкому контр-адмиралу понравилось, что Ушаков отметил его артиллеристов. Он приказал дать несколько выстрелов из пушки, чтобы показать, как ловко они работают.
После осмотра корабля реал-бей пригласил гостей к себе в каюту.
Вся каюта утопала в коврах. В ней стояли софа, два стола и полдюжины стульев, на спинках которых был изображен полумесяц. На стене висели дамасские сабли, ятаганы, французские пистолеты. На большом столе лежали карта Черного моря, циркуль, линейка и французская зрительная труба. На маленьком столике — Коран и книга Сунны в роскошных переплетах. У портов навалены для запаха груды лимонов.
Реал-бей сел на софу и усадил рядом с собой Ушакова. Остальные сели поодаль.
Подали трубки, кофе — густой, как деготь, и шербет.
Адмирал курил из фарфорового кальяна. Змеистый чубук оканчивался янтарем. Хотя Ушаков не курил, но услыхал: табак не такой противный, как курят его офицеры.
«Наверно, это тот, македонский, о котором говорил Томара».
Слуги опахалами отгоняли мух.
Тут же среди свиты толкался шут адмирала — карлик. Он был в алом кафтане и желтой феске, окаймленной серебряным галуном.
Шут вдруг перекувырнулся на ковре и сел перед Ушаковым. Он что-то сказал по-турецки, а потом задрыгал ногой, точно лягал кого-то.
Реал-бей засмеялся, свита улыбалась. Драгоман поспешил перевести гостям слова шута:
— Вот как перевернется французский адмирал перед твоим победоносным громом, а я вот чем буду его приветствовать — ударом ноги.
Ушаков тоже улыбнулся и, достав из кармана рубль, протянул шуту.
Шут щелкал языком, плясал от радости.
Довольный реал-бей подозвал шута к себе, взял его за ухо и что-то сказал. Шут ответил.
Драгоман перевел:
— «Русский великий адмирал пригвоздит твое ухо к дверям своей каюты!» — сказал шуту турецкий адмирал. «Тогда дурак будет слышать тайны мудрецов!» — ответил шут.
«Хорошо подготовились», — насмешливо подумал Ушаков.
Он хотел осмотреть еще другие суда и адмиралтейство и потому сидел недолго.
Ушаков раздал подарки и деньги офицерам и артиллеристам и уехал. Реал-бей провожал его с большим почетом.
Когда шлюпка Ушакова отваливала от флагманского корабля, реал-бей приказал дать залп холостыми из пушек левого борта.
Воздух потряс мощный салют в честь непобедимого Ушак-паши.
IV
Вернувшись вечером после осмотра турецкого флота и адмиралтейства на «Св. Павел», Ушаков отправил в Севастополь судно «Ирина» с донесением Павлу обо всех соглашениях с турками и о плане совместных военных действий.
В этот же вечер Ушаков послал первое письмо Нельсону. Он поздравил английского адмирала с победой при Абукире и сообщил, что постарается с помощью турок освободить от французов Ионические острова, принадлежавшие Венеции.
Несколько следующих дней ушло на приготовления к отходу.
Из Терсаны82 привезли легкие пушки для будущих десантных операций и два новых руля, взамен поврежденных во время перехода из Севастополя в Константинополь. Потом сам капитан порта привез к Ушакову опытных лоцманов, а султан прислал шесть тысяч рублей нижним чинам русского флота.
Матросы остались довольны султанским подарком: как-никак по восьми гривен на человека!
Можно было отправляться в путь, но Ушаков ожидал бури.
И он оказался прав.
В Буюкдере пришел из Синопа новый 74-пушечный турецкий корабль. Он выдержал на Черном море сильную бурю, потерял бушприт и все стеньги.
К вечеру подул сильный северо-восточный ветер. Он превратился в шторм. Даже здесь, в тихом проливе, трещали и ломались стеньги. Шторм продолжался двое суток и окончился страшной грозой. Наутро 8 сентября от него остался легкий северо-восточный ветерок.
Русский флот, простоявший в Буюкдере две недели, наконец снялся с якоря и при попутном ветре начал спускаться по проливу.
Привыкнув за две недели к красотам Босфора, русские не ожидали, что их поразит Константинополь. Но перед ними открылся чудесный город, раскинувшийся на семи холмах.
Среди зелени садов, окруженных кипарисами, ослепительно белели стены султанского сераля. А дальше шло живописное нагромождение разноцветных домов, горевших красными черепичными крышами, султанских, мечетей с огромными куполами и высокими минаретами, облепленными ажурными балкончиками и сверкающими на солнце золотыми полумесяцами.
Голубое море внизу, и голубое небо вверху.
Все снова высыпали на палубу, прильнули к портам:
— Царьград!
— Вот красота-а!
Замолчали, пораженные.
И вдруг кок-москвич, словно очнувшись, радостно сказал:
— Братцы, а ведь наша-то Москва лучше, ей-богу!
— Ну, конечно, лучше!
— Кто же с ней сравнивает? — посыпалось со всех сторон.
У Бешикташа турецкая эскадра салютовала русскому адмиралу. Ушаков отвечал тем же. Дальше показался дворец султана.