Адмирал Ушаков. Письма, записки

В этом сражении со всей очевидностью проявился военно-морской талант Федора Федоровича. Чтобы понять и по достоинству оценить оригинальность и новизну его тактических решений и приемов, следует заметить, что классический эскадренный бой по требованиям того времени сводился к артиллерийскому состязанию двух флотов, которые шли в кильватерных колоннах параллельно друг другу на строго определенном расстоянии. Все искусство флотоводцев сводилось к достижению двух целей — выигрышу ветра и распределению своих кораблей таким образом, чтобы каждому неприятельскому кораблю противостоял определенный корабль своей линии.

Морские сражения той эпохи в большинстве своем характеризовались монотонностью, вязкостью и слабым использованием любого маневра. Командиры, лишенные самостоятельности, творчества и инициативы, не имели права ни выйти в нужный момент из линии для решительного удара или охвата фронта противника, ни проявить свою сноровку в каком-либо ином тактическом приеме. Никакое прорезание строя для постановки неприятеля в два огня, ни сосредоточение сил против одного из них не признавались допустимыми.

Ушаков, по существу, взорвал устои старой школы. Он сосредоточивал главный удар на флагманских кораблях. Такая тактика имела успех особенно в боях с турками, которые проявляли похвальную стойкость только до тех пор, пока держались их адмиралы. Российские командиры, кроме того, получили свободу действий с учетом конкретной обстановки и общих интересов флота. Понятно, что это повышало ответственность каждого в поиске наиболее эффективных форм и средств ведения боя, которые бы обеспечили общий положительный результат.

К сожалению, первая же крупная победа Ушакова, которая лишила турецкий флот неоспоримого владычества на море, принесла будущему знаменитому флотоводцу немало огорчений. Весь успех боя при Фидониси принадлежал только ему. Но завистливый Войнович, официально командовавший флотом, приписал его исключительно себе. Он извратил в донесении сущность сражения, не пожелал представить к наградам указанных Федором Федоровичем командиров и других офицеров. Был обойден в представлении и сам Ушаков.

В сборнике публикуется письмо Ушакова Потемкину, в котором он подробно излагает обстоятельства дела. В нем подчеркивается, что «безо всякой притчины безвинно обруган, и приписано со всем несправедливыми и несходными поведению и делам моим словами всякое поношение чести, и тем причинил наичувствительнейшее оскорбление, и в болезни моей сразил жестоким ударом».

Этот инцидент заставил главнокомандующего внимательнее отнестись к поведению Войновича и более пристально присмотреться к деятельности Ушакова. Человек, далекий от тонкостей военно-морской специфики, Григорий Александрович тем не менее сразу обнаружил в новаторстве Федора Федоровича обнадеживающие перспективы. Весьма любопытны суждения на сей счет, которые Потемкин высказывает в письме тому же Войновичу.

В деле с неприятелем, писал он, особенно с турками, много помогает искусство: не всегда сражениями побеждают неприятеля и часто благоразумные распоряжения сделают ему больше вреда, нежели храброе нападение. Наблюдать движение его, изыскивать благоприятное время к поражению и пользоваться оным к нанесению чувствительного ему удара. Сие можно сделать без риску. Что же касается до представления о трудности атаковать неприятеля соединенно, то мудрено ожидать, чтобы оный стал делиться, не быв к тому принужден.

Нет сомнения, что тут от начала и до конца видится уже опробованный опыт Ушакова. Его и назначил Потемкин зимой 1789 года начальником Севастопольской эскадры, что соответствовало общему желанию флотской общественности. А убедившись окончательно в неспособности Войновича квалифицированно управлять флотом, в марте следующего года он приказал ему сдать Ушакову и эту должность.

Получен широчайший простор для инициативы и самостоятельности. Письма, записки, распоряжения этого периода, как, впрочем, и многие другие, свидетельствуют о всесторонней заботе Ушакова по совершенствованию сил флота, подбору командиров, уже зарекомендовавших себя умелыми руководителями, упорядочению боевой подготовки. Даже персональные обращения несли в себе не просто полезные наставления, а элементы столь необходимого каждому опыта.

«…Исполняйте, — писал он одному из командиров, — по вашему благоразумию, по важности обстоятельств и соображайте, что как полезнее». «Вам напоминаю, — обращался чуть позже к другому офицеру, — покажите такой вид, чтобы неприятель считал вас в великом числе, и так наводите ему страх, чтобы он из отдаленных укреплениев бежал бы внутрь крепости».