- Братцы, не жалейте их! Они скрыли от нас царский указ о присяге. Они все делают по-своему, не так, как царь велел. Они берут в ополчение только крестьян, а царь велел брать и дворян. Не жалейте их, братцы!
Полковника избили до крови. Крепко досталось и его офицерам. Их связали и связанных повели к тюрьме, куда и засадили.
- Посидите малость, а потом всех до единого вздернем на виселице, пригрозили бунтовщики.
Многие побежали громить офицерские дома. Ничего не жалели: рубили, ломали, выбрасывали на улицу...
Затем принялись за дома городского начальства и прочих дворян. Сами дворяне разбежались кто куда, ни одного в городе не осталось. Взбунтовавшиеся ополченцы сделались в городе полными хозяевами,
Но недолго продолжалось их хозяйничанье. Вскоре из Пензы прибыли войска с артиллерией. Выстоять против пушек было немыслимо, и бунтовщики сдались.
За бунт пострадало несколько сот человек. Наказывали по-разному. Одних заковали в кандалы да в Сибирь отправили, других прогоняли сквозь строй, били шпицрутенами и кнутами. До смерти засекли 34 человека, да еще потом от кнутов умерло четверо...
- Как же решились на бунт, - сказал Ушаков, - разве не знали, чем это кончится?
- А мы думали так: перебьем офицеров, а сами целым ополчением пойдем к армии, явимся прямо на поле сражения, нападем на французов, разобьем их, а потом уже с повинной головой предстанем перед царем, чтобы в награду за службу верную выпросить себе прощение.
В коридоре послышалась возня, затем из-за двери показалась рыжая голова лекаря.
- Что-нибудь случилось? - спросил его Ушаков.
- Разговор есть. Не угодно ли пройти в мою комнату? - И уже у себя в лекарской сообщил: - Раненых привезли.
- Сколько?
- Пока семнадцать человек. Городничий сказал, что будут еще. До конца дня может ни одного свободного места не остаться.
- Что ж, надо принимать.
- Принять примем. А чем кормить?
- Это уж, Сергей Иванович, ваша забота. Думаю, без меня сумеете организовать,
- А деньги?
- Какие деньги? Ах да!.. - Ушаков понял, что нужны новые расходы, и спросил: - Сколько?
- Прикинуть надо, - с важностью сказал лекарь. - Расчет поведем на шестьдесят человек. Значит, так: ежели на каждого тратить по тридцать копеек в день, то на всех понадобится восемнадцать рублей, а на полный месяц пятьсот сорок рублей. Большая сумма набегает.
- Какой бы сумма ни оказалась, а придется ее вносить, - вздохнул Ушаков, предчувствуя, каким трудным будет новый разговор с Федором о деньгах. - Я скажу своему камердинеру, если не сегодня, так завтра он представит вам всю сумму.
Лекарю стало его жалко. Он давно уже убедился, что лишних денег у адмирала не было, он отдавал последние.
- Не спешите, Федор Федорович. Попробую с начальством поговорить: должно же оно помочь! Представлю расчеты свои городничему, а тот пусть как хочет - сам денег не найдет, пусть к уездному предводителю идет. У них власть, да и у самих мошна не пустая... Ежели откажутся, на вас, как устроителя госпиталя сошлются, скажу, чтобы сами денег у вас просили... Может, совесть-то в них заговорит!
Хотя лекарь и сделал так, как обещал, по его расчетам не получилось. Городничий, посмотрев его "исчисления", отнес их уездному предводителю, а тот, повздыхав малость из-за невозможности изыскать на сие дело казенные деньги, направил бумажку Ушакову: мол, сам дело с госпиталем затеял, сам и доводи его до конца... Ошибся лекарь: совесть начальства умела молчать.
Федор, узнав, что надо вносить еще 540 рублей, взбунтовался:
- Не дам я денег! И не проси, батюшка. Скорее в петлю полезу, чем денег таких от меня добьешься.
Вспыхнула настоящая ссора. Кончилась она тем, что Ушакову стало плохо и он слег в постель. Когда спустя некоторое время Федор, остыв от ссоры, пришел его проведать, на лице адмирала не было ни кровинки.
- Тебе, наверное, хочется убить меня, Федор? - встретил Ушаков слугу насмешливо-укоризненным взглядом.
Федор неожиданно заплакал:
- Да я же, батюшка, за тебя боюсь. Раздашь остатки, а самому на что жить? От имения прибытка никакого. На одной пенсии кормимся.
- Напрасно беспокоишься, у нас есть деньги, много денег.
- Где они, эти деньги?
- Разве забыл? В Петербурге под проценты двадцать тысяч вложены.
Нет, Федор этого не забыл. Деньги, о которых говорил адмирал, были внесены им в Опекунский совет императорского воспитательного дома за условленные проценты - по пяти рублей со ста. Федор даже счет вел росту суммы по тем процентам. По его расчетам, уже набежало до десяти тысяч рублей. Вместе с процентами за Опекунским советом теперь значилось тридцать тысяч рублей. Только ведь деньги те находились в Петербурге, а не в Темникове! Чтобы получить их, надо было еще хлопотать, а на всякие хлопоты время нужно.
- Деньги наши не пропадут, - заверил Ушаков. - Окажемся в нужде, так сразу и затребуем.