Граф принял его холодно, даже с некоторой подозрительностью. Он сухо сообщил, что никакого рапорта от покойного Кульнева о назначении морского офицера на должность адъютанта не получал. "Не успел, наверное, написать сие", - добавил он при этом с оттенком иронии. Однако, узнав историю Арапова о том, что в Вильно этому морскому офицеру довелось почти сутки прожить в смежной комнате с государственным секретарем Шишковым, провести ночь под одной крышей с самим российским императором, он переменился к нему и предложил остаться служить в штабе.
Командующий не понравился Арапову с самого начала. Кульнев как-то, еще задолго до рокового сражения, сказал о нем так: "Умен на копейку, а рисуется на рубль". Многие его высмеивали за желание прослыть среди низших чинов добрым начальником. Однажды перед строем гусар он сказал: "Я вам добрый дядюшка, меня должны почитайт, как я почитайт доброго государя". С тех пор и пошло: добрый дядюшка да добрый дядюшка - "Наш добрый дядюшка сказал то-то", "Наш добрый дядюшка поехал туда-то"...
Объявляя Арапову о решении оставить его при своей особе, граф сказал ему нечто, похожее на то, что уже однажды говорил гусарам:
- Будете почитайт, буду вам добрый дядюшка.
Арапову стало смешно. Еще куда ни шло, если бы говорил о себе такое выживший из ума старик. Граф был в самом расцвете, ему едва исполнилось сорок четыре. Нет, далеко этому графу до настоящих генералов! Не хотелось Арапову идти под его начало. Но что поделаешь? Не подчиненные выбирают себе начальников, а начальники подчиненных.
Выйдя от командующего, Арапов хотел было сразу идти в свой отряд, чтобы взять личные вещи, но тут внимание его привлекли стоявшие у коновязи офицеры, один из которых, во флотском мундире, показался ему знакомым. Он подошел ближе и вскрикнул от радости: тот, что был во флотском, оказался лейтенантом Макаровым, бывшим флаг-офицером Сенявина.
- Боже мой, вы ли это? Кажется, уже вечность не виделись!..
Они обнялись, расцеловались. Потом начались обоюдные расспросы.
- Где Дмитрий Николаевич? - спрашивал Арапов. - Я слышал, будто бы в отпуск уехал.
- Был, вернулся. Теперь в Петербурге.
- Командует флотом?
- Каким там флотом? Без дела сидит.
Макаров рассказал, что Сенявин, желая получить назначение на службу, обращался с письмом к министру Траверсе, но тот ему даже не ответил.
- Если бы вы знали, какой бездушный человек этот наш новый министр! с горечью сказал Макаров. - Просто непонятно, как государь мог остановить на нем свой выбор?
- А другие министры разве лучше? - подал голос молодой подпоручик, отвязавший лошадь от коновязи. - Когда заурядный повелитель желает выглядеть незаурядным, он не допускает к своему кругу людей умнее себя.
Слова подпоручика прозвучали со столь неожиданной дерзостью, что Макаров и Арапов не нашлись что-либо сказать. Подпоручик, отвязав лошадь, хотел было уже садиться в седло, но раздумал, увидев появившиеся подводы с ранеными солдатами. Обоз замыкали две крестьянские телеги, на которых сидели бабы с ребятишками. Кто-то из маленьких плакал, но сидевшие в телеге на плач не обращали внимания. Проезжая мимо, бабы смотрели на офицеров с опаской, словно боялись, что те могут повернуть их обратно.
- Куда вы? - спросил Арапов.
- Кто примет, погорелые мы... - ответили с последней телеги.
- А мужики ваши где?
- Погорелые мы... - повторил тот же голос.
- Боже, сколько горя принесла эта война и сколько еще принесет, промолвил Макаров с состраданием.
- Вы правы, - согласился с ним подпоручик, все еще остававшийся у коновязи. - Слез много и будет еще больше.
Он легко влез в седло и поскакал прочь.
- Кто это? - спросил Арапов.
- Он называл себя, но я забыл, - отвечал Макаров. - Странная, нерусская фамилия.
- Смелый юноша, - заметил Арапов. - Но Бог с ним, - махнул он рукой, - не будем говорить о нем. Расскажите лучше о себе. Как вы здесь оказались?
- Еду к Чичагову на службу.
- В Дунайскую армию? А почему не во флот?
- Флот? Какой? Разоряется наш флот... А у меня к Чичагову рекомендательное письмо. Говорят, морским офицерам он оказывает покровительство.
- Но как же к нему поедете? Если поедете этой дорогой, то попадете не к Чичагову, а в руки французов.
- Я знаю, мне уже сказали... Говорят, французы уже под Смоленском. Придется возвращаться и ехать через Москву. - Макаров махнул рукой, давая понять, что им уже все решено и об этом не стоит более говорить. - Ну, а вы как? Каким образом здесь оказались? Уже не гусаром ли стать собираетесь?
- Я почти и так гусар, только мундир на мне флотский остался, - с грустной усмешкой промолвил Арапов.
Он рассказал о том, как попал в корпус Витгенштейна, упомянув о сражении, в котором был убит его начальник генерал Кульнев.
- Как я понял, вы человек теперь почти свободный, - сказал Макаров. Может быть, к Чичагову вместе поедем? Ежели не доберемся до Чичагова, добавил он с воодушевлением, - в главной армии останемся. Все-таки решающие сражения ожидаются там, а не здесь.
- Это невозможно, - сказал Арапов. - Я уже дал согласие командующему служить у него и занесен в списки штабных офицеров.