Адмирал Ушаков

Сенявин появился в сопровождении переводчика и двух сенаторов, которые, по всему, посылались к нему толпой. С его появлением шум усилился, толпа стала напирать, стараясь быть ближе к адмиралу. Плач детей, голоса их матерей, громкие выкрики мужчин и это движение в толпе, направленное в сторону адмирала и кое-как сдерживаемое подоспевшими матросами и некоторыми из этой же толпы, — все это было ужасно. Арапов не знал греческого языка, из бури непонятных возгласов он улавливал одно только слово, неоднократно повторявшееся: «Ушаков». И по тому, с каким выражением произносилось это слово, означавшее фамилию известного им русского флотоводца, он догадывался о смысле выкриков этих разгневанных людей. Они говорили: «Ушаков даровал нам свободу, а вы нас предаете, возвращаете прежним поработителям!»

Сенявин подождал, пока толпа не успокоится, и когда наконец стало не так шумно, начал говорить — внушительно, твердо:

— Друзья мои, мы вынуждены оставить вас в силу договора, заключенного между моим государем и Наполеоном. Но мы уходим от вас с надеждой, что французы, которые заменят наш гарнизон, выполнят свое торжественное обещание не причинять вам зла.

О «торжественном обещании» французов не чинить островитянам зла в документах, полученных Сенявиным, ничего, конечно, не говорилось, но надо же было как-то успокоить толпу!

В ответ на выступление русского командующего раздались новые выкрики, но уже не такие громкие и требовательные, как раньше. Мало-помалу толпа успокоилась, Сенявин ответил на вопросы, потом, выступив вторично, тепло поблагодарил собравшихся и в их лице всех жителей Ионических островов за дружеское отношение к русским солдатам и матросам, после чего удалился. Толпа стала расходиться.

Арапов пошел в столовую и обрадовался, когда увидел, что Сенявин уже там. Командующий сидел за одним столом вместе с Грейгом и флаг-офицером.

— Присаживайся к нам, — пригласил его адмирал.

Завтракали молча. Сенявин ел с неохотой, все время озирался по сторонам, словно ждал кого-то. Когда, кончив завтрак, он поднялся из-за стола, подошел дежурный офицер, чтобы доложить о прибытии представителей французского командования для приема гарнизонных сооружений. На лице командующего появились красные пятна.

— Я не желаю их видеть, скажите им, что болен… Адмирал, — обратился он к Грейгу, — прошу вас, займитесь ими.

Эскадра оставила Корфу 19 сентября. Корабли подняли паруса с восходом солнца. Никто из матросов и офицеров в это время уже не спал, все были на ногах, оставались на палубе даже сменившиеся после вахты. Сенявин стоял на корме и неотрывно смотрел на медленно удалявшийся берег. Прислуживавший ему матрос держал наготове стаканчик и штоф водки. Сенявин имел привычку при выходе в плавание выпить стаканчик, но сейчас он, казалось, забыл о водке.

— Ну вот, капитан-лейтенант, — тихо промолвил Сенявин, обращаясь к Арапову, — были мы тут и больше здесь нас не будет.

В последнее время адмирал слишком часто стал прикладываться к спиртному, и было опасение, что после пережитого им в Корфу он может запить.

— Дмитрий Николаевич!.. — В голосе и во взгляде Арапова была не просьба, а настоящая мольба. — Дмитрий Николаевич, прошу вас, оставьте это. Вам нельзя больше…

— Пить? — Сенявин увидел матроса со штофом, прогнал его и вплотную подошел к Арапову: — Не думай обо мне худо, братец. Я еще не разучился управлять собой. Увидишь, до конца плавания не возьму в рот даже капли. Мне теперь, как никогда, нужна трезвая голова.

7

При въезде в Севастополь Ушакову пришлось испытать то же волнение, что и перед Темниковом. И в этом не было ничего удивительного. Севастополь занимал в его жизни гораздо больше места, чем другие города. Здесь он вырос как флотоводец, здесь получил всеобщее признание, обрел заслуженную славу. С севастопольской землей смешан его пот. Уже будучи командующим Севастопольской эскадрой и главным портовым начальником, он занимался не только делами чисто военными, но и благоустройством города, строительством домов, казарм, госпиталей, устройством скверов и парков. Севастопольцы неспроста называли его отцом города. Именно при нем, благодаря его неусыпным заботам Севастополь стал таким, каким ему надлежало быть.