Адмирал Ушаков

— Потери есть? — поинтересовался он у Пустошкина.

— Тридцать восемь убитых и столько же раненых, — мрачно доложил Пустошкин.

— Это ничего, — неунывающе заметил генерал. — На сей раз не вышло, зато в другой раз выйдет. Все равно побьем!

Оптимизм — качество, разумеется, хорошее. Но если бы к нему чуточку таланта!

Уже глубокой осенью, когда море стало штормить, помощью русской эскадры решил воспользоваться и адмирал Нельсон, понявший наконец, что одному ему Мальту не взять. Только на сей раз обращаться к самому Ушакову он не стал (видимо, совестно было), а решил действовать через русского представителя в Палермо Италинского.

Ушаков принял решение сразу же. Личные обиды были отброшены в сторону. Русские не привыкли отворачиваться от союзников, когда те оказываются в беде. Он сообщил о том Нельсону письмом. «Поспешаю сим вас уведомить, — писал он ему, — что решился я отправиться в Мальту с большею частью моей эскадры, сколь скоро три батальона гренадеров под командою князя Волконского прибудут в Неаполь и вместе с ним находящиеся в Риме войска эскадры моей…»

Гренадеры князя Волконского, о которых упомянул Ушаков, были направлены в его распоряжение по повелению Павла I и должны были после освобождения Мальты составить русскую часть гарнизона морской крепости.

Пока князь Волконский со своими гренадерами добирался до Неаполя, Ушаков решил заняться проверкой состояния кораблей. То, что открылось в ходе проверки, сильно расстроило его. Многие суда, потрепанные последними штормами, оказались непригодными к боевому походу. Линейные корабли «Св. Павел», «Петр», «Захарий и Елисавета», «Мария Магдалина» имели неисправности еще и раньше, а после осенних штормов стали совсем плохими, течь в них усилилась. Все эти корабли, кроме «Св. Павла», не были килеваны уже четыре года. Верхняя обшивка оказалась настолько съеденной червями, что местами даже отпадала.

Для ремонта судов нужен был лес. Но разве его в Неаполе достанешь? Неаполитанцы даром ничего не давали, а денег в эскадре не было. Ушаков пустил в дело личные сбережения, но их оказалось мало.

Приготовления к походу на Мальту были закончены только к концу декабря. Гренадеры князя Волконского погрузились наконец на корабли. Можно было поднимать паруса, но тут подул сильный встречный ветер. Командам эскадры ничего не оставалось, как набраться терпения и ждать перемены погоды.

— Не везет нам, — жаловался главнокомандующему вице-адмирал Карцов, — то неполадки удерживали, а теперь этот противный ветер!..

Именно он, Карцов, должен был вести эскадру на Мальту. Сам же Ушаков имел намерение с кораблями, которые не удалось подлатать на месте, отбыть к Корфу, где для их ремонта имелись более благоприятные условия.

Ветер против парусов дул всю неделю, а когда он переменился, Ушаков вызвал к себе Карцова, чтобы проститься с ним и дать ему последние наставления. Но едва они начали беседу, как вошел адъютант с докладом о прибытии из Константинополя курьера со срочным пакетом от господина Томары.

— Где он, этот курьер? Пусть войдет, — разрешил Ушаков.

С русским посланником в Константинополе Ушаков переписывался довольно часто, и, принимая от курьера пакет, он ожидал найти в нем ответ на свои жалобы на плохое обеспечение эскадры денежным и прочими довольствиями. Но содержание пакета оказалось иным. Кроме письма самого господина Томары, он обнаружил в нем высочайший рескрипт, а также указ Государственной адмиралтейств-коллегии. Ушакову предписывалось отказаться от участия в военных действиях против Мальты и вернуться с эскадрой в черноморские порты.

— Неприятные вести? — спросил Карцов, наблюдая, как при чтении бумаг Ушаков менялся в лице.

— Скорее наоборот. Нам повелевают вернуться домой.

Ушаков посмотрел на курьера с таким выражением, словно надеялся получить от него устное добавление к тому, что уже было изложено в полученных бумагах. Курьер, однако, молчал. Еще совсем молодой, с отличиями капитана сухопутной армии, он выглядел сильно уставшим. По-видимому, длинная дорога досталась ему нелегко.

— Что у вас слышно нового? — спросил Ушаков.

Курьер отвечал, что знает не больше, чем, наверное, известно им самим.

— Что слышно от Суворова?

— Полагаю, что ему дано такое же высочайшее повеление. Есть слух, будто бы он уже уехал в Петербург и все войска наши возвращаются в Россию.

Ушаков отпустил курьера отдыхать. Когда тот ушел, Карцов спросил:

— Что теперь будем делать?

— Выполнять повеление, — пожал плечами Ушаков. — Дайте кораблям сигнал поднять паруса. Будем плыть к острову Корфу.

16

В письме, сопровождавшем высочайший рескрипт и указ Адмиралтейств-коллегии, посланник Томара советовал Ушакову не спешить с отплытием к родным берегам. Он предлагал провести зиму на Ионических островах и идти в обратный поход только с наступлением весны, когда море не так будет штормить. Собственно, у Ушакова другого выбора не было. Часть кораблей находилась в неисправном состоянии. Не оставишь же их в чужом краю! Чтобы подготовить суда в дальний путь, нужно было время.