Адмирал Ушаков

Сегодня днем Эски-Гассан остановил флот и обошел на быстроходном кирлангиче[41] все корабли: видимо не надеясь на сигналы, лично отдавал последние указания на случай боя.

«Это хорошо: стало быть, будем драться не на шутку!» – подумал Федор Федорович.

Войнович тоже воспользовался невольной передышкой, прислал Ушакову записку:

«Любезный товарищ. Мне бы нужно было поговорить с вами. Пожалствуй, приезжай, если будет досуг, двадцать линейных кораблей начел. Прости, бачушка.

Ваш слуга Войнович».

«Досуг! – с раздражением подумал Ушаков. – Враг сидит чуть ли не на боканцах[42], а он – досуг! «Двадцать линейных кораблей». Дурак! Считать и то не умеет! Не двадцать, а двадцать пять! Семнадцать линейных да восемь фрегатов. А говорить хочет известно о чем: как бы поскорее улепетнуть в Севастополь. Нет, брат, поручил Ушакову вести бой, сдался на младшего флагмана, – теперь не мешайся!»

И конечно же никуда со «Св. Павла» не поехал: сказался нездоровым.

Больше всего Федора Федоровича беспокоил ветер. Ветер – главный помощник, друг моряка, но он же и главный враг.

На шканцы вышел денщик Федор. Он стал немного привыкать к морской жизни – его уже меньше укачивало.

– Батюшка, Федор Федорович, пойдите отдохните часок-другой, – ходил он за Ушаковым. – Нельзя же так, которую ночь не спавши!

– Спи сам, коли тебе нечего делать!

– Полноте мучиться, ваше высокоблагородие! Никуда ведь басурман он нас не уйдет, право слово, не уйдет! – не отставал Федор.

Его поддержал Шапилов:

– Федор Федорович, пойдите, в самом деле, сосните. Как чуть установится ветер, мы вас разбудим! И турок не упустим с глаз, будьте спокойны!

Ушаков остановился в раздумье: «Впереди вся ночь. Пожалуй, они правы: можно немного и поспать. А то голова как чугунная…»

И он согласился уйти.

Напрасно Федор совал ему ужин. Ушаков не стал ничего есть, а скинул сапоги и сюртук, повалился на койку и через минуту уже захрапел.

Денщик стоял, глядя на утомленное лицо Ушакова.

– Ишь как из-за этих проклятых басурман измотался, сердешный! – сказал он и, задув свечу, пошел на цыпочках к себе.

Ушаков выспался на славу. Он проснулся, когда било восемь склянок. По трапам топали десятки ног – сменялась очередная вахта.

Федор Федорович встал, оделся и, взяв со стола зрительную трубу, поспешно вышел на шкафут.

Наверху все было залито ярким утренним солнцем.

– Ну как? – спросил он у вахтенного лейтенанта.

– Норд-ост, Федор Федорович! – весело ответил лейтенант.

– Давно?

– Вторую склянку держит. Авось установится!

Ушаков поднял к глазам трубу.

Турки были невдалеке. За все дни оба флота еще ни разу не сходились так близко, как сегодня.

Ушаков с интересом рассматривал врага. Действительно, он был очень силен. Федор Федорович ясно видел эти совершенно новые, большие 80-пушечные корабли, такие мощные и вместе с тем такие легкие на ходу.

В авангарде у турок шло шесть кораблей. Сам капудан оказался с ними: на его 80-пушечном флагманском корабле с флагштока до самой воды спускался алый шелковый флаг с полумесяцем.

Турки были на-ветре.

Ушаков волновался – приближалась роковая минута. Решалась судьба Черноморского флота, судьба Крыма.

«Ждать больше нечего. Надо драться! Капудан, поди, спокоен: так силен и на-ветре. А вот я его огорошу неожиданным маневром!» – подумал он и крикнул:

– Прибавить парусов!

Ушаков решил выиграть ветер у передовых турецких кораблей. Обойти их и поставить между русским авангардом и кордебаталией[43]. Меж двух огней.

«Пусть этот маневр будет противоречить шаблонным правилам линейной тактики. Иногда нужно делать несходное с ней», – думал Ушаков.

Он стоял, крепко сжав в руке зрительную трубу, ждал.

На «Св. Павле» лихо управились с парусами – боцман Макарыч и урядник второй вахты Ефим Зуб постарались. Федор Федорович нетерпеливо перевел взгляд на свои фрегаты.

«Берислав» и «Стрела», шедшие впереди, тоже не зевали: быстро поставили добавочные паруса.

Глянул в трубу на турок.

А турки пока еще не чуяли никакой опасности. Враги подходили к небольшому пустынному острову Фидониси, расположенному против устья Дуная.

Теперь со стороны могло казаться, что русский авангард идет в голове турецкого флота.

«Если Войнович не спит и видит все, вот трясется от страха! – мелькнуло в голове. – Но погоди, дружок, то ли еще будет!»

– Боевую тревогу! – решительно сказал Ушаков и, сняв треуголку, перекрестился.

«Св. Павел» весь, от верхней палубы до орлопдека[44], ожил.

Загрохотали барабаны, залились свистки, боцманские дудки. По трапам и палубам застучали сотни ног.

Федор Федорович не спускал глаз с турецкого флагмана: «Что-то предпримет Эски-Гассан?»

Турки начали спускаться на линию русских. Капудан-паша хотел воспользоваться тем, что авангард русских вырвался вперед, и отрезать его.

Момент был решающий. Все с тревогой смотрели на Ушакова.

«Хочешь напугать? Не выйдет!» – с усмешкой подумал он.

– «Бериславу» и «Стреле» прибавить парусов! – твердо приказал Ушаков.

Сигнальщики быстро передали приказ.

На «Св. Павле» не спускали глаз со своих передовых фрегатов.

«Берислав» и «Стрела» успели выскочить на-ветер у турок.