Адмирал Колчак. Жизнь, подвиг, память

Колчак ставит диагноз: «Мы стоим перед распадом и уничтожением нашей вооруженной силы во время мировой войны, когда решается участь и судьба народов оружием и только при его посредстве. Причины такого положения лежат в уничтожении дисциплины и [в] дезорганизации вооруженной силы и последующей возможности управления ею или командования». Колчак предупреждает: «… Явление дезорганизации комсостава, крайняя трудность и даже невозможность военной работы, удаление и вынужденный уход многих опытных начальников и офицеров, лучшие из которых ищут места в армиях наших союзников для выполнения долга перед Родиной, с одной стороны, и явления сношения с неприятелем и дезертирство, с другой, создают грозные перспективы в будущем». Колчак обличает: «Жалкое недомыслие, глубокое невежество, при полном отсутствии военной дисциплины, сознания долга и чести, вызвали это “братание” (с противником на сухопутном фронте. – А.К.)…» Колчак ставит слушателей перед альтернативой: «… Если дух армии изменится в лучшую сторону, если мы сумеем создать в ближайшие дни дисциплину, восстановить организацию и дать возможность комсоставу заняться оперативной работой, мы выйдем из предстоящих испытаний достойным образом. Если же мы будем продолжать идти по тому пути, на который наша армия и флот вступили, то нас ждет поражение со всеми проистекающими из этого последствиями». Колчак иронизирует: «Суждения обитателей, собравшихся в горящем доме, о вопросах порядка следующего дня приходится признать несколько академичными». Колчак убеждает: «Текущая война есть в настоящее время для всего мира дело гораздо большей важности, чем наша великая революция. Обидно это или нет для нашего самолюбия, но это так, и, совершив государственный переворот, нам надо прежде всего подумать и заняться войной, отложив обсуждение не только мировых вопросов, но и большинство внутренних реформ до ее окончания». Наконец, Колчак указывает выход: «Первая забота – это восстановление духа и боевой мощи тех частей армии и флота, которые ее утратили, это путь дисциплины и организации, а для этого надо прекратить немедленно доморощенные реформы, основанные на самомнении и невежестве»…

Но был ли услышан адмирал Колчак?

Глава 6 Изгнание

На первый взгляд казалось, что Колчак одержал бесспорную победу, последствия которой, наверное, многим представлялись тогда необратимыми. Нечто подобное прозвучало даже в письме самого адмирала, написанном 30 мая: «Мне удалось поднять дух во флоте, и результатом явилась Черноморская делегация, которую правительство и общество оценило как акт государственного значения. Против меня повелась кампания – я не колеблясь принял ее и при первом же столкновении поставил на карту все – я выиграл: правительство, высшее командование, Совет Р[абочих] и С[олдатских] Д[епутатов] и почти все политические круги стали немедленно на мою сторону». Действительно, продемонстрированное на собрании в севастопольском цирке единство офицерства, матросской массы и городских представителей, готовность сформировать делегацию, которая донесла бы и до остальной страны идею национального единства во имя победы, – могли вселить долю уверенности и в душу Александра Васильевича, вообще склонявшегося, как мы знаем, к пессимистическим прогнозам и к тому же переживавшего личную драму. Современники же рисовали еще более впечатляющую картину.

«Горячая речь Колчака, – рассказывает капитан 2-го ранга Лукин, – дышала такой искренностью, таким страданием, что невольно западала в душу. Его смелые, страстные слова, напоминание о забытой [36]России, униженной и оскорбленной, захватили цирк. Глаза и уши пожирали его. Напряжение нервов достигло апогея.

Когда же Колчак в конце своей речи обратился к Черноморскому флоту с призывом подняться как один за Россию, – весь цирк вскочил. Поднялось нечто невообразимое. Все бросились к ложе Колчака…

– Да здравствует Россия! На фронт! На фронт!»

Лукина можно заподозрить в предвзятости, идеализации, излишней восторженности; но и советский писатель А.Г.Малышкин, в 1917 году после окончания школы прапорщиков служивший в Севастополе, рассказывает примерно о том же, только с «идеологически-выдержанными» комментариями:

«Потом на помост, рядом с адмиралом, ворвался чернобородый, разбойничьего вида, в матросском синем воротнике, свирепо грохнул кулаком о перила:

– Товарищи, прекратим трение по данному вопросу. Будя нам канат травить! Холосуй! И да здравствует наш верный батька, адмирал Колчак. Усе!

И руки, сотни рук выхлестнулись в воздух с восторженным хрустом, недвижно реяли растопыренными пятернями все время, пока адмирал шествовал к выходу, осененный ими, как знаменами. Это голосовали не только делегаты кораблей и батарей. Тут голосовала сама вольготная матросская жисть, лентяйное полеживание на синем теплом бережку, прибавка к жалованью, борщ, в котором ложка торчит стоймя, бульвары с музыкой, а на бульварах баловливая, к матросу падкая бабья сласть.