Адмирал Колчак. Жизнь, подвиг, память

«Положение в Иркутске после упорных боев гарнизона и забайкальских частей против повстанцев заставляет нас в согласии с командованием решиться на отход на восток, выговаривая через посредство союзного командования охрану порядка и безопасности города и перевода на восток антибольшевистского центра, государственных ценностей и тех из войсковых частей, которые этого пожелают, – говорилось в телеграмме. – Непременным условием вынужденных переговоров об отступлении является ваше отречение, так как дальнейшее существование в Сибири возглавляемой вами российской власти невозможно. Совмин единогласно постановил настаивать на том, чтобы вы отказались от прав верховного правителя, передав их генералу Деникину, и указ об этом передали через чехоштаб предсовмину для распубликования. Это даст возможность согласить идею единой всероссийской власти, охранить государственные ценности и предупредить эксцессы и кровопролитие, которые создадут анархию и ускорят торжество большевизма на всей территории. Настаиваем на издании вами этого акта, обеспечивающего от окончательной гибели русское дело…»

В действительности «русское дело» было окончательно подорвано, если не погублено, именно такими заявлениями. Пойдя фактически на переворот (министры «решили, [что] если Колчак не ответит на сделанное предложение, то правительство объявит себя верховной властью»), «троектория» могла после этого сколько угодно обсуждать, будет ли Политцентр считать себя «всероссийской» или автономно-сибирской властью и может ли Совет министров «передавать» ему полномочия или лишь самоликвидироваться, – главный эффект был уже достигнут: остатки подлинной власти в Иркутске исчезли.

Таким образом, даже если считать, что адмирал Колчак в те дни был надломлен роковыми неудачами, постигшей Армию катастрофой, унижениями, которые приходилось переносить от недавних союзников, – капитулянтскую позицию занял все же не он, а его министры; не оправдывает их и давление со стороны союзных представителей, считавших необходимым уход Колчака с политической сцены. Существует свидетельство, согласно которому Жанен вскоре рассказывал, будто «предлагал Верховному правителю полную гарантию личной безопасности при проезде через Иркутск при непременном условии, что Колчак проследует как простой смертный»; кроме того, он якобы имел сведения о намерении адмирала отречься по прибытии в Верхнеудинск, но не доверял его слову.

Верхнеудинск (передовой пункт свободной территории, контролируемой Семеновым, а не иностранцами) фигурирует и в еще одних французских мемуарах. Рассказывается, будто генерал Дитерихс говорил: «Расстрел Колчака справедлив, это надо было бы сделать, если бы он мог прибыть в Верхнеудинск». Фраза была опубликована как во французской, так и в русской эмигрантской литературе, но Дитерихс никак не прокомментировал и не опроверг ее, – и кажется, что отставка полностью лишила генерала душевного равновесия. Вряд ли в лучшем состоянии был и Жанен, с неудовольствием писавший в дневнике о своих коллегах – иностранных дипломатах: «Они не смогли даже добиться у него (Колчака. – А.К.) отречения в такой форме, которой можно было бы поверить…» Но было ли вообще «отречение»… отречением?