Адмирал Колчак. Жизнь, подвиг, память

Кроме руководителей борьбы на других фронтах, существовала и еще одна категория должностных лиц, признание которыми Верховного Правителя до некоторой степени кажется актом доброй воли, – российские дипломатические представители заграницей. Впрочем, здесь адмирал Колчак не встретил противодействия, и в русских послах, военных и морских агентах он нашел вполне лояльных сотрудников. Так, от имени «всех находившихся в его ведении» генералов и офицеров заявил о признании Колчака военный агент в Великобритании генерал Н.С.Ермолов, в дальнейшем активно содействовавший отправке в Россию желающих сражаться офицеров, и даже военный агент во Франции генерал граф А.А.Игнатьев (известный тем, что в начале 1920-х годов перешел на советскую службу) «приветствовал подвиг» принявшего верховную власть Колчака и через посла в Париже В.А.Маклакова запрашивал «принципиальных указаний» относительно «использования для русского военного дела годной части офицеров и солдат, составляющих контингент русского отряда во Франции, и особенно наших пленных, передаваемых ныне германцами французам», а также «использования у Вас или Деникина русских военных материалов, оставшихся здесь». Для координации действий военных миссий заграницей Колчак пошел навстречу генералу Д.Г.Щербачеву, который писал ему 14 апреля 1919 года: «Только здесь ясна общая картина частных усилий, возможно стройное сочетание их для достижения общей цели [и] производства соответствующего давления на союзников и наблюдение за своевременным выполнением оказываемой ими помощи»; Щербачев и был назначен «Военным уполномоченным Верховного Правителя и Верховного Главнокомандующего во Франции, Англии и Италии».

Мы уже не в первый раз затрагиваем здесь тему взаимоотношений с иностранными державами. Вопрос этот, бывший в те дни одним из наиболее животрепещущих, и до сих пор продолжает вызывать многочисленные споры и нарекания в адрес адмирала Колчака, причем в вину Верховному Правителю парадоксальным образом ставятся противоположные друг другу тенденции, которые критики и обвинители предпочитают усматривать в политике его кабинета. С одной стороны, эта политика подается как недостаточно гибкая, неспособная к уступкам (прежде всего – образовавшимся на развалинах Российской Империи окраинным государствам), отталкивающая потенциальных союзников; с другой – в ней видят чрезмерную услужливость по отношению к иностранцам, преувеличенную готовность следовать их указаниям и, в сущности, предательство национальных интересов. А потому и нам невозможно обойти внешнеполитические вопросы молчанием.

Как и большинство антибольшевицких русских правительств, режим адмирала Колчака решительно избрал позицию верности старому союзу, заключенному Императором Николаем II. При этом заявления о сохранении союзнических отношений далеко не всегда были формальными. Скажем, в декларации Российского Правительства от 21 ноября 1918 года, подписанной Верховным, премьер-министром и членами кабинета, за словами о том, как большевики «пытались наложить на весь народ несмываемое пятно позора, аннулировав все договоры и обязательства, принятые на себя в разное время нашим народом», следовал вполне практический вывод: «к непременному исполнению по мере восстановления целокупной России» принимались возложенные на казну денежные обязательства – «платеж процентов и погашений по внутренним и внешним государственным займам, платежи по договорам, содержание служащих, пенсии и всякого рода иные платежи, следуемые кому-либо из казны по закону, по договору или по другим законным основаниям». Несмотря на то, что декларация трактовала и о сугубо внутренних вопросах (те же пенсии), сама преамбула документа смещала акценты на проблему внешних займов, бывших впоследствии предметом многочисленных и крикливых спекуляций советских авторов. Так зачем и насколько было нужно Колчаку принятие на себя старого долга?

Не будем сосредотачиваться на моральной и юридической стороне дела. Если у русского государства были долги, то, восстанавливая это государство, безусловно следовало эти долги признать. Однако применительно к внешней политике слишком часто и слишком громко звучит проповедь цинизма и выгоды, а противоположная точка зрения презрительно объявляется «донкихотской». Поэтому посмотрим на проблему через призму «реальной политики».