Адмирал Колчак. Жизнь, подвиг, память

Впрочем, пока владивостокская группа держалась настороженно и против местных большевиков не выступала: она находилась ближе всех к кораблям союзников и к своей цели – быть перевезенной на Западный фронт, дабы там с оружием в руках заслужить перед великими державами право на самостоятельность Чехословакии в послевоенном мире. В Харбине, быть может, недоумевали, не зная, что политические руководители Владивостокской группы 16 июня даже направили сражавшимся в Сибири соотечественникам телеграмму, подписанную и Дитерихсом: «Вновь настойчиво напоминаем, что единственной нашей целью является возможно скорее отправиться на французский фронт, поэтому надлежит соблюдать полнейший нейтралитет в русских делах… Если добьемся договоренности, мы требуем в ваших собственных интересах и для достижения нашей единственной цели, чтобы вы немедленно прекратили свое выступление и продолжали продвигаться во Владивосток». Позицию «нейтралитета» предпочитали занимать и китайские власти, державшие у станции Пограничной свои заставы и препятствовавшие русским отрядам вступить на русскую территорию.

Тем не менее адмирал Колчак продолжал подготовку активных действий, очевидно, и направляя на будущее их обеспечение те средства, в которых он отказывал «семеновским» эмиссарам. «Адмирал работал у себя в купэ (он и жил не в городе, а в железнодорожном вагоне. – А.К.) чуть ли не по 20 часов в сутки; было совершенно неизвестно, когда он спит; пища его была очень скромная и простая; ни обедов, ни ужинов не давалось, редким деловым гостям предлагался крепкий чай с печеньем; большая часть деловых встреч происходила ночью…» – вспоминает один из «орловцев». И сложно, а может быть, вообще невозможно сказать, какое влияние на Колчака, погруженного в напряженную работу, оказывали события, которые происходили в его личной жизни.

Адмиралу Тимиреву весной 1918 года удалось получить командировку во Владивосток «для ликвидации военного имущества флота», и он выехал туда с женой (их трехлетний сын оставался с матерью Анны Васильевны в Кисловодске). Узнав о пребывании Александра Васильевича в Харбине, Тимирева в мае отправилась к нему (парадоксальный характер этого периода Гражданской войны на Дальнем Востоке заключался в том, что между «советским» Приморьем и «хорватовским» Харбином долго сохранялось железнодорожное сообщение). «А[лександр] В[асильевич] приходил измученный, совсем перестал спать, нервничал, а я все не могла решиться порвать со своей прежней жизнью», – рассказывает Анна Васильевна, и кто знает, скольких нервов стоило Колчаку это тягостно-неопределенное положение, пока она не сделала, наконец, свой выбор – никогда с ним больше не расставаться.

В довершение всего произошел открытый инцидент с «семеновцами», который, возможно, впоследствии и стал одним из оснований для известных нам обвинений в адрес Колчака. «Я получил сведения, что на одну из станций между Харбином и Маньчжурией явился семеновский отряд человек в 20 под командой прапорщика Борщевского, который реквизировал находившийся там интендантский склад и все реквизированное грузил в вагоны, – вспоминает адмирал. – Это вторжение в пределы моего ведения меня возмутило; я отправил туда полуроту, которая по моему приказанию арестовала семеновский отряд во главе с Борщевским; самого Борщевского и некоторых других виновников нападения на солдат я приказал отдать под военно-полевой суд; остальных отпустил». После этого Колчак ожидал даже нападения со стороны «семеновцев» и вызвал в Харбин одну из рот отряда Орлова. Положение складывалось совершенно невыносимое, и хуже всего была позиция Хорвата, уже, очевидно, решившего пожертвовать беспокойным и неудобным для него адмиралом.

Еще 5 июня американский посланник сообщал из Пекина, что Семенов «пришел к согласию с Хорватом» по поводу «японской» политики «и финансовой помощи с отстранением Колчака». «Хорват старался не обострять отношения с Семеновым и оказывал ему иногда помощь – помимо меня; к характеру моего отношения к Семенову и Японии Хорват относился несочувственно, возможно, что он даже считал нежелательным, чтобы я оставался на своем месте, и я допускаю, что им даже принимались меры к тому, чтобы я ушел», – расскажет потом адмирал. «… И по виду, и по качеству старая швабра», – вспоминает Тимирева негодование Александра Васильевича по адресу управляющего КВЖД – обладателя длинной седой бороды. В свою очередь, из кругов, приближенных к Хорвату, поползли слухи о предстоящей отставке Колчака и даже о том, что последний желает снова ехать к англичанам в Месопотамию (сам Александр Васильевич ни о чем подобном никогда не говорил: с английской службой он решительно покончил). «После переговоров с Хорватом решено было, чтобы я поехал в Токио для окончательного выяснения отношения к нам Японии», – вспоминает адмирал; тогда же в Японию был направлен генерал Н.А.Степанов. Отъезд состоялся в конце июня.