Обстановка в зале была довольно неофициальная: зрители беспрепятственно подходят к подсудимым, из зала доносятся свист, шушуканье, выкрики; вход был свободный. В первый день суда собралось свыше 8 тысяч зрителей, в последующие – немного меньше. Из-за плохой слышимости на задних рядах публика старалась подойти ближе. Постепенно вокруг трибун образовался огромный людской круг. Зрители, представители «трудовых классов», с напряженным вниманием слушали дело, иногда аплодисментами демонстрируя приверженность советской власти. Поддерживались тишина и порядок.
Чрезвычайный революционный трибунал возглавил Иван Петрович Павлуновский – видный чекист, бывший в 1919 г. первым заместителем начальника Особого отдела ВЧК, а с января 1920 г. – полномочным представителем ВЧК в Сибири, членом Сиббюро РКП(б). В состав трибунала также входили: В.М. Косарев, председатель Сибревкома и член Сиббюро ЦК РКП(б), Е.М. Мамонтов и П.Е. Щетинкин – бывшие руководители партизанского движения в Сибири, а на момент суда высокопоставленные партийно-военные руководители, а также Н.И. Байков. Никто из членов Чрезвычайного революционного трибунала юридического образования не имел, кроме государственного обвинителя Александра Григорьевича Гойхбарга, председателя Малого Совнаркома РСФСР, профессора.
Защиту представляли: Аронов (его подзащитными были Шумиловский, Преображенский, Ларионов, Грацианов, Введенский, Василевский, Червен-Водали, Клафтон), Айзин (подзащитные – Морозов, Молодых, Степаненко, Цеслинский, Дмитриев, Жуковский, Писарев, Хроновский, Новомбергский), Бородулин (подзащитные – Карликов, Палечек, Ячевский, Малиновский, Краснов). Подсудимый Третьяк от защитника отказался.
Стенограмму процесса вели попеременно две стенографистки, менявшиеся каждый час, одна из них, С. Каминская, принимала участие в допросах адмирала Колчака в январе – феврале 1920 г. в Иркутске.
Всего по делу проходило 25 обвиняемых. Один из них, Болдырев, скончался до начала процесса, виновными были признаны 23 человека, а «индустриально-позитивного коммуниста» Писарева отправили на освидетельствование в психиатрическую лечебницу. Врачи-психиатры нашли у него душевное расстройство, определяемое бредом преследования и галлюцинациями, которым он страдал еще в Иркутской тюрьме.
Интересно проследить, что за люди попали на скамью подсудимых: и. о. заместителя председателя Совета министров, три министра – просвещения, труда и юстиции, шестнадцать товарищей министров различных ведомств и министерств, три чиновника высокого ранга и два человека, не занимавшие никаких постов (оба по разным причинам от уголовной ответственности были отстранены).
При опросе о признании своей виновности все подсудимые, за исключением С.М. Третьяка, таковую в последствиях деятельности колчаковского правительства отвергли. Как видно из перечисления должностей, обвиняемых трудно назвать первыми лицами правительства (за исключением четырех). На процессе неоднократно звучали слова, что главных представителей колчаковского правительства среди подсудимых нет. Так, свидетель Григорий Борисович Патушинский утверждал – первыми персонажами правительства являлись И.А. Михайлов, Г.К. Гинс, Г.Г. Тельберг, Л.В. фон Гойер, Н.С. Зефиров. По просьбе защиты свидетель поделился личными впечатлениями о подсудимом А.П. Морозове, говоря, что тот был «технической силой, исполнителем канцелярской работы, хорошим работником, с которым нам пришлось работать, совершенно чуждый нашей идеологии, смотревший на нас несколько недружелюбно». Даже «агрессивный» в своих высказываниях Третьяк вынужденно признавал – «наиболее крупные фигуры Совета министров […] далеко, их здесь нет»[471]. Несомненно, подобное можно сказать о подавляющем большинстве подсудимых.
Александр Александрович Червен-Водали в августе 1917 г. был командирован на Западный фронт, где ему удалось восстановить комитет Союза городов. Отправившись в октябре 1918 г. по «делам личного характера» на юг России, он вступил в организацию Национального центра и вошел в Екатеринодаре в политическую организацию деникинской армии. Там он впервые узнал о Восточном фронте и правительстве адмирала Колчака. Декларация Верховного правителя, которая, по его словам, с достаточной ясностью говорила о стремлении Верховного правителя к созыву Учредительного собрания, а также присутствие в кабинете министров видного социалиста-революционера П.В. Вологодского заставили его посчитать колчаковское правительство «определенно-прогрессивным». Поэтому он согласился выполнить поручение генерала А.И. Деникина отправиться в Сибирь для установления связей с политическими деятелями.