Адмирал Колчак и суд истории

Решающим стремлением Политического центра к возобновлению переговоров с кадетами являлось желание упредить повторение иркутского «недоворота» в Черемхове, где эсеровский «сценарий» был переписан местным комитетом РКП(б) во главе с Е. Бердниковой, поддержанной шахтерами, промышлявшими в 1-м Иркутском кавалерийском дивизионе анархистов Н.А. Каландаришвили[64].

Однако прийти 4 января 1920 г. к соглашению, по которому Совет министров намеревался передать свои полномочия Сибирскому народному собранию (по его созыву) в лице Политического центра, помешал отряд генерала Сычева, попытавшийся вывезти из Иркутска золотой запас. Объявленный делегацией Политцентра перерыв превратился в отсрочку ареста «правящих» кадетов-цензовиков, а его сообщение о падении «реакционного режима Колчака» не было закреплено каким-либо официальным и юридически оформленным двусторонним актом.

Стремление местных большевиков скорректировать «недоворот» в Иркутске с первых дней провозглашения власти Политическим центром отмечали не только его руководители. «Если командующий народно-революционной армией капитан Калашников[65] в первые три дня был свободен в своих действиях, то на четвертый – рядом с ним уже сидел комиссар-солдат, без которого никто не мог быть принят командующим и не могло состояться ни одно решение»[66], – свидетельствовал Гинс.

Поэтому одновременно с разъяснительной работой по поводу заинтересованности разделенного на две части пролетариата Сибири («одна здесь, по эту сторону семеновского фронта, а другая там, в царстве Семенова») в конструировании демократической власти 11 января 1920 г. руководство центра выслало мирную делегацию навстречу Красной армии, хотя аргументов у сторонников непременного воплощения в жизнь советской власти было недостаточно. Возможно, одной из важных причин такого решения стала реальная опасность союзнического вмешательства (особенно японского).

Перед делегацией была поставлена задача – договориться через Сибревком и командование 5-й армии с центральным советским правительством о создании в Восточной Сибири земско-краевого объединения – так называемого «буферного государства несоветского типа».

19 января в Томске в присутствии 13 человек состоялись переговоры по буферу. При этом советская делегация имела директивы «искать пути к мирному разрешению запутанного вопроса Восточной Сибири, по возможности избегая вооруженного столкновения»[67]. Председатель делегации Политцентра И.И. Ахматов, указывая на то обстоятельство, что антиколчаковское движение под лозунгами «мир с советской Россией», «борьба с интервенцией» и «воссоединение Восточной Сибири с Россией», «свержение правительства Колчака» увенчалось успехом, предложил завершить начатое дело.

Завязывание экономических отношений с Америкой, поддержка нейтралитета Японии и продолжение борьбы с сибирской реакцией диктовали необходимость образования временного государства-буфера, которое могло бы послужить окном в блокаде советской России на Дальнем Востоке.

После обмена мнениями между членами делегации Ахматовым, В.М. Коноговым[68], Е.Е. Колосовым, с одной стороны, и с другой – председателем Сибревкома И.Н. Смирновым[69], командующим 5-й армией Устичевым[70], председателем Дальсовнаркома А.М. Краснощековым[71] принимается решение:

«1) Создание Восточно-Сибирского государства-буфера считается необходимым. Границы его с запада временно определяются по линии рек Ока и Ангара, 2) Восточно-Сибирская государственность принимает на себя обязательства очистить в порядке дипломатических переговоров Кругобайкальскую и Амурскую железные дороги от иностранных войсковых частей и укрепить выходы Кругобайкальской дороги, 3) Политический центр обязуется передать советской власти адмирала Колчака с его штабом и весь золотой запас»[72].

Эти (и еще одно – технического свойства) решения были переданы Смирновым 20 января по прямому проводу в Москву. А на следующий день предсовобороны Ленин и предреввоенсовета Троцкий дали четкую установку: «В отношении буферного ваше предложение одобряю. Необходимо лишь твердо установить, чтобы наш представитель или лучше два представителя при Политцентре были осведомлены обо всех решениях, имели право присутствовать на всех совещаниях Политцентра»[73].

О каком представителе шла речь в ленинской телеграмме? Уж не о том ли, который, по воспоминанию А. А. Ширямова, всего лишь «присутствовал на заседаниях с информационной целью», притом что губком и революционный военный штаб отказывались от участия в городских боевых сражениях, направив единомышленников на поиски складов с вооружением? Нам думается, что томские переговоры в общей концепции Гражданской войны в Сибири должны рассматриваться с учетом следующих моментов.