– Давайте Нахимова, – согласно повторил врач, легко закружил тарелку по бумажному кругу, вызывая дух Нахимова. – Если у меня не хватит тепла, энергии, то тогда кому-нибудь придется мне помочь, – сказал он, глянул на Колчака, потом на мичманов, сидевших тесно, рядышком, просчитывая про себя, каким же биологическим, электрическим (или каким там еще) полем они обладают, сильным или так себе, подмигнул им: – Вы, наверное, мне и поможете.
В следующий миг он, как всякий хамоватый человек, который привык вилять хвостом и подчищать за собою дорожку, подмигнул Колчаку:
– У вас поле тоже ничего, – перевел плутоватый взгляд красных, в склеротических прожилках глаз на Эссена, – и у вас ничего, Николай Оттович!
Умолкнув, врач начал смотреть на кружевное поле тарелки, на стрелку, едва видимую в лунном свете, – тусклый свинцовый прочерк, растворяющийся на фарфоре, качнул досадливо головой:
– Не хочет что-то прославленный адмирал общаться с нами. Он против того, чтобы тревожили его дух.
Завращал тарелку быстрее, напрягся лицом, желваки двумя железными буграми проступили у него на щеках, на лбу появился пот... Наконец он обрадованно воскликнул:
– О! Кажется, зацепилось!
Тарелка словно споткнулась обо что-то, заскользила по лунному полю медленнее, пот полил с врача еще обильнее, и он беззастенчиво подогнал дух адмирала:
– Ну, ну, ну!
Наконец дух заговорил. Тарелка останавливалась, целя стрелкой в одну из букв, и врач медленно считывал текст:
– Ч-то вы от ме-ня хо-ти-те?
Врач засмеялся:
– Вот так! Дух на проводе. – Он снова засмеялся, спросил у Эссена: – Что мы хотим от духа адмирала Нахимова?
– Вопрос следующий: что нас ждет в этой войне?
Врач покорно забубнил, передавая текст на тот свет:
– Ваше превосходительство, скажите, что ожидает Россию в войне с Японией?
Ответ последовал незамедлительно:
– Поражение.
Врач пошмыгал озадаченно носом, помрачнел, щеки у него обвисли брыльями.
– Мда, – крякнул он.
– Спросите у него, что... у России что, нет ни одного шанса на выигрыш?
Ответ – короткий, жесткий – также пришел незамедлительно:
– Ни одного.
Врач крякнул снова, неверяще покрутил годовой:
– Во дает! Неужели таракан может проглотить верблюда?
– Задайте адмиралу следующий вопрос: «Ваше превосходительство, как это произойдет? Может, есть возможность, отработать машину истории назад?»
– Назад отработать ничего нельзя, – ответил Нахимов. – Поздно. Больше обсуждать этот вопрос я не намерен. – Тарелка под горячей ладонью врача остановилась, потом через несколько мгновений вновь двинулась по бумажному полю. – Мне горько, – добавил Нахимов. Постояв немного, тарелка двинулась по полю опять. – До свидания. Больше меня не тревожьте.
Тарелка остановилась, врач отнял от нее ладонь, потряс рукой с таким видом, словно с ладони у него слезла кожа.
– Так можно и на мат напороться, – сказал он. – Кого вызываем следующим?
Было тихо, на луну наползали яркие тени, меняли ее цвет, уносились в пространство; ощущение тревоги, поселившееся в людях, не исчезало.
– Может, Кутузова? – робко предложил один из мичманов.
– Или Суворова, – добавил другой.
– Давайте попробуем вызвать дух государя Петра Алексеевича, – сказал Эссен.
Тарелка вновь заскользила по бумажному кругу.
Государь Петр Алексеевич, так же как и популярный в народе флотоводец, гостей не ждал, на отчаянные призывы врача отозваться долго не отзывался, – нагретый фарфоровый диск скользил по полю бумаги, не задерживаясь ни на секунду, но врач был настойчив. Наконец он объявил:
– Чувствую какое-то торможение. Сейчас, похоже, государь отзовется. Думаю, для начала он выматерит нас.
Он как в воду глядел – Петр Алексеевич не выдержал, отозвался с привычным для себя матерком:
– Какого х... вам от меня надо? Чего спать мешаете?
– Государь наш, батюшка Петр Алексеевич, которого народ русский прозвал Великим, – льстиво начал врач, но Петр Первый оборвал его:
– Хватит лизать мне задницу! Я ни влажных языков, ни пахучей жопной бумаги не признаю. Говори, чего надо?
Врач, вывернув голову, окровяненным натуженным глазом глянул на Эссена.
– Вопрос прежний, – сказал тот, – что ждет Россию в войне с Японией?
Тарелка проворно заскользила под рукой врача. Государь Петр Алексевич в выражениях не стеснялся.
– Мать вашу, – забормотал врач, переводя загробный текст, – вляпались вы в говно с этими косорылыми! Кто просил, кто велел? Надо было обойтись дипломатией, а не гробить русские корабли на рейде. Что теперь дальше будете делать, жопошники?
– Во дает государь-император! – невольно восхитился врач и невольно втянул голову в плечи: на мгновение представил себе, во что превратил бы его Петр Алексеевич, случись этот разговор лет двести назад.
В лучшем случае вытянул бы из кармана клещи и выдрал бы у него изо рта все зубы до единого, в худшем – оторвал бы голову целиком. Вместе с зубами. По части зубов он, говорят, был большим мастаком, специально искал, кому бы челюсть повышелушивать, и если находил, то немедленно расплывался в довольной улыбке и в хорошем настроении пребывал уже до самого вечера.