Адъютант палача

И вот, наконец, мы въезжаем в парк, который разбит перед усадьбой. Сердце почему-то предательски сжалось, а глаза увлажнились. Это точно не мои ощущения. Но так даже лучше — не придётся играть роль. На ступеньках нас ждала невысокая женщина в меховой накидке и радостно улыбалась. Мама! Опять этот прорыв чужих эмоций. Через пару секунд из дома вышел представительный господин в роскошной шубе. Его клиновидная бородка и подкрученные усы, явно были скопированы с облика нынешнего французского императора. Граф Ян Наполеон Козелл-Поклевский любил пустить пыль в глаза, даже перед собственными детьми. Но человеком он был неплохим, поэтому родные с юмором относились к его маленьким слабостям.

Далее были охи и ахи маман. Как же, дитятко ранено и имеет бледный вид. Под её строгим взглядом Зенон сразу сник и даже стал казаться ниже. Папахен быстро пожал мне руку, обнял и ретировался, вспомнив, что у него есть неотложные дела.

Уже дома нас сначала накормили плотным обедом, а потом начался самый натуральный допрос. Битый час меня и брата пытали вопросами про дуэль. Потом пришлось подробно рассказывать о самочувствии, тяжестях дороги и прочих мелочах. Затем маман выясняла, как сыночку живётся в этом ужасном и растлевающем невинных польских шляхтичей Петербурге. Чувствую, что тошнота и головная боль начали возвращаться, так меня вымотала беседа. Пани Поклевская чего-то поняла, опять заквохтала надо мной как наседка. В окружении толпы слуг меня препроводили в спальню, осчастливив новостью, что семейный доктор появится с минуты на минуту.

Когда я выходил из маменькиного кабинета, то увидел печальный и даже затравленный взгляд братца. Мысленно улыбаюсь и понимаю, что для кого-то мучения только начинаются, и его ждёт жестокая головомойка. Так ему и надо! Всю дорогу доставал меня пафосными разглагольствованиями о будущей победе, независимой Польше и как мы хорошо заживём, скинув иго клятых москалей.

Чувствовал я себя немного некомфортно, в первую очередь от такой повышенной опеки. А с другой стороны, мне было приятно внимание здешней матери, пусть это и совершенно чужая женщина. В моей прежней жизни отношения с родителями оставляли желать лучшего. Я всегда считался отрезанным ломтём. Постепенно ситуация перешла в полное отчуждение. Именно старшие считались надеждой и гордостью семьи, в отличие от мелкого драчуна и хулигана. Самое забавное, что мои типа умные и жутко перспективные братья с сестрой, ничего в жизни не добились. Думаю, для родителей это было сильным потрясением. Но тогда их чувства меня не заботили, тем более, что я уже женился и сам стал отцом.

Девяностые сломали не одну судьбу, в том числе и моих родственников. Нет, я помогал своим старикам и сестре, которая была многодетной матерью. Но практически не общался. Более того, запретил матери видеть моих детей, выставив её однажды за дверь. Тогда я посчитал её желание помириться лицемерием, замешенном на желании выдоить денег из разбогатевшего сыночка. Может, зря? Я ведь даже на похороны отца не пошёл. Просто всегда рубил сплеча и давно решил, что эти люди чужие. Хотя, в последние годы понимал, что погорячился. И тут вдруг такое внимание на грани обожания со стороны чужой женщины, считающей меня своим сыном. Ещё и сущность Юзека тянулась к матери, которую он просто боготворил. Вот тебе и очередная засада. Чувствую, что меня будто ударили под дых. Я-то настроился на проклятых польских инсургентов, которых должен ненавидеть всеми фибрами души. А попал в дружную семью, где меня просто обожают и всячески демонстрируют свою любовь. И как теперь быть?

Глава 3

Три дня меня заставляли соблюдать постельный режим, а потом я натурально взвыл. После долгих препирательств мне разрешили ходить с тростью, но в сопровождении лакея, дабы дитятко не грохнулось в обморок. Единственным человеком в семье Козелл-Поклевских, кто мог перечить матери, был ваш покорный слуга. Но меня просто обезоружили, окружив заботой и любовью. Поэтому пришлось смириться с тростью и нянькой.