Адъютант императрицы

Хотя тогдашнему Петербургу и недоставало того подавляющего великолепия, которое создалось впоследствии художественным гением Александра Благословенного и самодержавной волей императора Николая, однако резиденция Екатерины Второй была уже далеко не такова, как во время царствования императрицы Елизаветы Петровны. Старинная крепость с Петропавловским собором незыблемо возвышалась своими мрачными стенами и бастионами на островке, но вся окрестность уже свидетельствовала об энергичном господстве повелительницы, которая стремилась с неутомимым усердием продолжать дело Петра Первого и успела наложить отпечаток своих вкусов на внешний вид столицы. Все казенные здания, окружавшие старинную крепость, и мосты, которые вели к ней, были расширены, также и императорские дворцы, выстроенные на другом берегу широкой реки против Петропавловской крепости. К старому Зимнему дворцу примыкал соединенный с ним крытым ходом павильон, названный императрицей своим Эрмитажем [9]. Здесь несметные богатства соединились с самым утонченным вкусом в украшении комнат, куда повелительница необъятного государства уединялась, чтобы изучать проблемы великой политики или в легкой, непринужденной беседе с гостями отдыхать от трудов и забот.

Сады, окружавшие императорские дворцы, были расширены и улучшены, но главным украшением города служила набережная Невы, представлявшая во времена императрицы Елизаветы Петровны только странное смешение хижин, пустырей и гордых, величественных зданий; теперь же на ней возвышался ряд роскошных дворцов. Сановники из своих усадеб переселились в Петербург, ставший средоточием власти и блеска, и в угоду императрице вырастал дворец за дворцом, соперничая в величине и пышности.

Хотя эта широкая набережная была еще не вымощена и не соответствовала современным понятиям о бульваре в обширной столице, зато в пестром разнообразии роскошных карет, запряженных четверками и шестерками лошадей; с лакеями в разноцветных ливреях, со скороходами в шляпах с перьями, с пажами и шталмейстерами, было несравненно больше пышности и блеска, чем в наше время с его более простыми вкусами.

Кроме того, благодаря заботам императрицы о развитии промышленности и торговли были открыты роскошные магазины всякого рода, переселилось в Петербург много иностранных колонистов, и благосостояние среднего сословия все возрастало, так что не только старые улицы были удлинены и украшены новыми зданиями, но на обширном пространстве возникли совершенно новые части города с приветливыми и нарядными домами, со светлыми улицами и широкими площадями. В этих частях города, меньше соприкасавшихся с шумной придворной суетой, кипела пестрая, разнохарактерная жизнь, и если повсюду шныряла полиция, наблюдавшая за всем и знавшая все, что где-либо говорилось и делалось, то в царствование императрицы Екатерины Алексеевны агенты полицейского ведомства с его многочисленными разветвлениями никому не мешали и никому не чинили обиды. Императрица довольствовалась тем, что все знала, все могла направлять своею мудрой рукой, осторожно минуя предательские подводные камни и лишь в случаях крайней необходимости прибегая к силе.

Эта система обеспечивала безопасность ее господства, конечно, успешнее, чем могло бы это сделать беспощадное применение царской власти. Прежде всего она свидетельствовала об уверенности в себе, что всегда составляет самую надежную опору правительств; эта система производила на всех заезжих иностранцев впечатление спокойного, твердого, прочного благоустройства и доставила императрице лестную похвалу европейских философов и славу свободомыслящей и милосердной повелительницы.

В населенных торговым сословием частях города, несмотря на большой парад, замечалось оживление. Купцы, особенно же иностранные колонисты, не так охотно оставляли свою работу и свои занятия ради военного смотра, как простолюдины, но наплыва покупателей не было, и многие горожане сидели у себя на крылечках и так свободно беседовали с соседями, точно дело происходило в маленьком провинциальном городишке, а не в столице громадного государства. Будто вымершей казалась набережная Невы, обыкновенно блиставшая пестрым великолепием императорского двора. На далеком пространстве здесь не видно было ни души; караульные у Зимнего дворца с равнодушным видом посматривали от скуки то в одну, то в другую сторону, и даже широкая Нева, казалось, ленивее обыкновенного катила свои желтоватые волны.