Самолёт запаздывал. Градов несколько раз прошёлся по аэровокзалу, заглянул во все киоски, прочитал от корки до корки «Комсомолку». Сунулся был в справочное бюро, но там ничего толком не объяснили. Очень болела голова — где–то в области переносицы. Почувствовав озноб, Игорь опустился в жёсткое деревянное кресло и запахнулся поплотнее в свою курточку. Несколько раз проплыл мимо милицейский патруль. Стражи порядка подозрительно глянули на Градова. Игорь поёжился. Болела спина, руки. Он никак не мог найти удобное положение в кресле. Вскоре явилась уборщица. Игорь чуть приподнял ноги, чтобы не мешать ей мыть пол, но, заметив тяжёлый её взгляд, нащупал в нагрудном кармане пачку «Столичных» и пошёл курить. Выйдя из здания, Градов угодил в сильный сквозняк и сразу замёрз. Беспокоила мысль, что можно прозевать объявление диктора о прибытии самолёта. Пришлось напрягать слух, но радио портачило и мешало эхо. Самолёты приземлялись каждые десять минут, это нагоняло тоску. Всегда так, когда мысли об одиночестве и дальних дорогах…
Градов увидел Ольгу сразу. Она шла ему навстречу и улыбалась.
— Я, кажется, прозевал твой самолёт, — сказал он, отнимая у неё чемодан. — По–моему, не объявляли.
— Ты, верно, не понял. Мой симферопольский…
— Как это?
— Летит дальше, в Симферополь.
Она озабоченно коснулась его лба.
— Что–то выглядишь неважно.
— Болею, — тускло ответил Градов.
— Нашёл время.
Она ободряюще взъерошила ему чуб.
— Пошли скорее в автобус.
Но он вдруг остановился и поставил чемодан на асфальт.
— Ты чего?
— Привет, — тихо сказал Градов и поцеловал её в лоб.
На секунду Ольга прижалась к нему, а потом, обняв за талию, повлекла к автобусной остановке.
В дороге Ольга рассказывала Игорю о Ленинграде — дороговизна, пустые прилавки, продукты по визиткам, в Эрмитаж уже давно не протолкнуться, там теперь всё больше иностранцы, — но вконец ослабевший Градов почти не слушал её. Его мутило. Болели суставы.
— Э, да ты совсем плох, Игорёк, — заметила, наконец, Ольга и умолкла.
На турбазе сразу уложила его в постель, напоила чаем, аспирином и пошла в Славяногорск за молоком. К вечеру температура поднялась под сорок, Градов окончательно расквасился. Стал донимать его сухой кашель, заныла грудная клетка, заболело горло, отчего процесс глотания сделался мучительным. И, как нарочно, рот переполнился слюной — горькой, вязкой. Пришлось сплёвывать в банку. Градов старался делать это незаметно и быстро: было неловко перед Ольгой. К ночи Игорь забылся — всё вокруг закружилось, зазвенело… Володя с Васькой улеглись в постели, но Ольга не ушла. Она включила ночник и села вязать. Изредка, сквозь забытьё, Градов ощущал на своем лбу осторожное прикосновение её прохладной руки — и пытался что–то сказать, называл её Ириной, советовал ложиться спать. Позже, уже далеко за полночь, он вдруг очнулся и поднял голову. Склонившись над вязанием, Ольга плакала — тихо, украдкой, быстро смахивая ладошкой слёзы.
— Ты что это, мать? — прохрипел Игорь.
Ольга вздрогнула.
— Какая я тебе мать? — Она встала. — Ты лучше попей. Тебе нужно побольше пить. Лучше меня ведь знаешь.
С большим трудом Градов сделал несколько глотков.
— Аспирин, — приказала она.
Тяжело дыша, Игорь приподнялся, проглотил таблетку и рухнул на подушку.
— Может быть, всё–таки врача? — встревожилась Ольга.
— Не надо, я сам врач. Это грипп.
— Грипп? Летом?
— Ну, что–то вроде того…
Он задохнулся в кашле и судорожно схватился за грудь.
— Что, плохо?
— Что–то лёгкие… того… — Градов прижал ладонь к рёбрам. — Как бы не пневмо–ния… Придётся, кажется, принимать антибиотики.
— Вот поменьше бы курил! — вдруг разозлилась Ольга. И вернулась к своему вяза–нию.
— А сама–то!..
— Я уже старая, мне можно.
Игорь провалялся два дня. На третье утро проснулся холодный, мокрый от пота и почувствовал, что полегчало. Он даже попытался было подняться, но тут быстро, без стука, вошла Ольга, и пришлось спрятаться под одеяло. Как все выздоравливающие, Градов вдруг стал замечать, что одет не совсем подходяще.
— Оленька, — позвал он притворно слабым голосом.
Она участливо наклонилась к нему.
— Что, совсем худо?
Не дав ей опомниться, Градов быстро обнял её и привлёк к себе. Немного отупевшая от двух бессонных ночей, Ольга растерялась.
— Ты… ты с ума сошёл!
— Знаешь, — жалобно произнёс он, — така–а–ая слабость…
— Слабость?
— Ага. Двумя руками согнуть не могу…
— Ах, пошляк! — Ольга захохотала. — Лежи, лежи… слабак…
После обеда Градов поднялся и вышел на воздух. Сделав несколько глубоких вдохов, он задрал голову. Вверху, под самым, казалось, куполом неба умиротворяюще шуршали сосновые ветки. Быстрый, суетливый росчерк — пробежала белка. Прямо к ногам упала наполовину изгрызенная шишка. Где–то вдали, в лесу, отозвалась кукушка.
— Здорово, — вздохнул Градов. — Нужно один раз сдохнуть, чтобы как следует научиться замечать всё это.
— Ох, как я перепугалась, — Ольга опустилась рядом с Градовым на лавочку. — Гляну на тебя — и всё внутри холодом… У тебя было такое лицо, Игорёк…
— В науке это именуется «маской Гиппократа», — хитро прищурился Градов.
— Как это?