Адюльтер

…Во-первых, надо взять себя в руки. Во-вторых, успокоить эту психопатку. Может, как бы ненароком посмотреть на часы, зевнуть, зябко ежась? Ночь же на дворе, холод. Девочка на чужом попечении, вдруг проснулась… Или все-таки выслушать? Сложно, когда чувствуешь тягостное беспокойство и желание сбежать. К священникам, наверное, тоже приходят всякие помешанные, одержимые, маньяки… бр-р. Как поступают батюшки? У них там, в церкви, вероятно, специальные практикумы проводятся для облегчения пастырской участи, с инструкцией, указаниями, прочими рекомендациями…

Сонины опасливые ожидания оправдались: Мария начала рассказывать. С ходу, без предисловий, будто зачитывая биографию на диктофон.

– Я родилась в маленькой якутской деревне, училась в районном центре и больше нигде не была. После школы решила поступать на филологический факультет – любила русскую литературу, стихи сочиняла. Гордилась тем, что чисто по-русски говорю. Район-то якутский. Мечтала вернуться в родную школу учительницей, стала готовиться к вступительным экзаменам. Тем временем в наше село «грачи прилетели» – хохлы-шабашники, детский сад строить. Парни молодые, по субботам на танцы в клуб похаживали, играли в бильярд… И я влюбилась. Скоропалительно, с разбегу, порох оказались оба! Через неделю привела Павла домой, заявляю маме: «Знакомься, мой муж». Избалованная была, что хочу, то и делаю. Бедняжка моя заплакала: «А учеба-то?» Ой, мама дорогая, какая учеба, пойми – любовь же у нас! Любовь!

Женщина улыбнулась воспоминаниям, глаза заискрились печально, мягко. Соня удивилась: как могли они померещиться ей «провалами»? Да и виноград не напоминают нисколько. Красивые «индийские» глаза. Да… Анупама. Волнистая прядь снова прикрыла ухо. Вернее, то, что вместо него осталось.

– К сентябрю строители сдали объект, отправились в Якутск, и я с Павлом. Сходили в университет ради интереса. Гляжу: кабинет приемной комиссии работает, дверь распахнута. Девушка за столом заполняет какие-то листы, табличка впереди с именем: Софья Семенова.

– Вот вы где меня видели! – воскликнула Соня. – А я… у меня на лица память не очень…

– Вы на входящих и не смотрели. Некогда, бумаг куча. Я постояла, полюбовалась. Какая, думаю, девушка красивая и умная! На вас была модная зеленая кофточка, помните? Честно скажу: в тот миг возникла в моей голове мысль бросить Павла, спросить у Софьи Семеновой, есть ли еще надежда поступить хоть на подготовительное отделение, хоть куда… Вы своим строгим видом словно предостерегали меня от чего-то. Но тут Павел за руку взял – пойдем.

Она вытряхнула из пачки новую сигарету, закурила.

– В Усть-Илиме стройка была большая. Выдали нам комнату в общежитии. Я там же уборщицей устроилась, к Новому году кой-каким хозяйством обзавелись. Счастливы были… Слышу однажды – бабы в общей кухне обо мне судачат. Кто-то из них Павла жалел: мол, мужик-красавец голытьбу подобрал, чукчу без приданого. Машка эта, видать, и говорить-то по-русски не умеет… Я нарочно перед дверью тапочками пошаркала, бабы заткнулись. Стоим, молчим, все своим обедом заняты. Я борщ сварила, принесла в комнату и давай плакать. Потом села маме письмо писать, а написала стихи. Павел пришел, спрашивает: «Чего грустная?» Нашел листок на столе и все у меня выспросил. «Дурочка, – говорит, – на фиг мне твое приданое, раздетая ты интереснее выглядишь!» Смеялся…

Соня забыла о лечении духовных недугов и отпущении грехов. Время потеряло отчетливость, секунды задумчиво перетекали из одной в другую. Соне было интересно переживать моменты чужой жизни, в которых, как выяснилось, и она, совершенно о том не подозревая, сыграла маленькую роль… Ах, вот почему близкие несли ей свои исповеди… Она просто умела слушать.

– А прочитайте мне эти стихи… Если можно.

– Да какие стихи! Ерунда.

Сказали – приданого нет… А этот бесконечный свет в придачу к звездам и луне, любовь моя – приснились мне? Ну разве не богат мой дом: хрусталь – сосульки за окном, чиста, как зеркало, река, как наволочки – облака, на ветках – иней кружевной, и солнца золото со мной – его тут через край с утра, как вечерами – серебра… Не моль и плесень в сундуках, а целый мир в моих руках, и знает пусть народ окрест, что я богаче всех невест!

– Неплохо, – сдержанно похвалила Соня.

– Спасибо. – Она смутилась, польщенная. – Так и жили. Придет Павел с работы, а я ему – борщ и стихи. Весной заскучал по Украине. Поехали к нему на родину, она тогда еще заграницей не была. Новая родня приняла меня ни хорошо, ни дурно – никак. Но домик небольшой купить помогли. Я сына родила, через год – второго. Мальчиков моих… Как он их любил! Натрудится за день, устанет, а все равно с ними вошкается…

Сонина спина уловила вибрацию – по телу соседки пробежала судорога, током пробившая бесчувственный холод скамьи. Глаза снова ярко блеснули. Слезы? Нет, отсвет из окна. Рука поднялась в легком жесте и, чуть задержавшись на уровне груди, упала, будто надломилась в локте… И вдруг тишину прорвал полузадушенный крик:

– Они сгорели! Мои мальчики!