Адепт и гадалка

Те, у которых всё есть, одаривают церковь и детские дома, пиарясь и раскручивая себя, когда о них начинают забывать, а ведь признания хочется, значит, опять чего-то не хватает.

Да, я верю в светлое будущее, в технический прогресс, в автомат Калашникова, в "BMW", в конце концов.

Однокурсник Колька Кулагин тоже верил в светлое будущее, хотя жил настоящим. Говорил в своё время: "Жизнь нужно прожить так, чтобы не было больно за бесцельно прожитые годы, чтобы, оглянувшись назад, увидеть горы пустых бутылок, толпу женщин, одёргивающих юбки, и никогда и ни о чём не жалеть".

Интересно, думает ли он сейчас так, сидя уже второй год на нарах? Из замминистров в ЗК. Не усвоил правила двойного стандарта, развернул критику не в ту сторону, и вот результат.

Что не говори, Помпей прав: "Кесарево кесарю, а кесарево сечение лоху". В народе проще трактуют: "Каждый сверчок — знай свой шесток".

Я не лох, а шест мой выше. Всё у меня будет, когда достигну намеченного. Сами прибегут".

Утром вечерний оптимизм не испарился, как это происходит обычно, а даже немного возрос. Ухваткин старался не думать о предстоящих встречах, но это, как всегда бывает, сложно подавить, и ему ничто уже не казалось важнее, чем то, что ранее считалось необычным и абсурдным, а теперь, возможно, принесёт облегчение и сдвиг в его стремлениях и хлопотах последних дней. Конечно, иллюзорный шажок, но всё же движение вперёд, а не топтание на месте, по крайней мере, так ему представлялось.

Время тянулось медленно. Алексей, не дождавшись и десяти часов, отъехал от офиса, оправдывая для себя ранний старт возможными пробками, хотя самой езды до места назначения не было и пятнадцати минут.

Поток машин иногда выводит из себя, а бывает и, наоборот, успокаивает. Водитель со своим авто как бы вливается в артерии города и уже живёт не своими заботами, а общими стремлениями достичь какой-то мифической дельты, и вот там он вместе со всеми обретёт покой и уверенность в том, что двигался в правильном направлении.

Наконец томительное ожидание осталось позади, и он без пяти одиннадцать уже держался за ручку двери с табличкой за номером двести семь. Стучаться он не привык, так как считал для себя это действие унизительным, присущим чем-то сродни прислуге, потому и не ассоциирующимся с вежливостью и тактичностью.

Человек в белом халате, сидящий за столом в конце комнаты у окна, что-то писал, как и подобает врачу на приёме, даже не повернулся в сторону Ухваткина.

— Здравствуйте, — первым вступил в диалог Алексей, — вы Даниил Маркович?

— Здравствуйте, — ответил врач, продолжая писать, — а вы Ухваткин?

Алексей кивнул и сделал шаг вовнутрь, пересекая незримый порог между кабинетом и коридором.

— Проходите, — поддержал его Даниил Маркович, — присаживайтесь в кресло, так как вы пришли чуть ранее обусловленного срока, я позволю себе закончить начатое. А вы пока осмотритесь, попривыкните. Это недолго, буквально две-три минуты.

Сбоку справа у стены стояли два кожаных кресла, неприятного и непонятного цвета, какого-то оливково-бирюзового. Ухваткин присел на второе, которое ближе к незанятому стулу, напротив доктора. Кресло оказалось мягким и удобным. Непроизвольно он начал осматривать содержимое кабинета.

Отличительной чертой данного помещения являлись белизна и чистота. Всё вокруг было светлым и белым, за исключением двух элементом мягкой мебели, на одном из которых Ухваткин и сидел.

"Скорей всего спонсорская помощь от благодарного клиента, — сформировался лёгкий ироничный тезис в голове у Алексея по первому впечатлению от увиденного, — на, боже, что нам не гоже".

Белый навесной потолок с трёмя вставленными в него светильниками дневного света представлял собой, так называемый евроремонт казённого типа, пористые стены с накатом подтверждали это. Слева от двери, между стеной и высокой раздвижной ширмой, обтянутой стерильно белым материалом, раковина тюльпанчиком с поворотным краном, пластиковый мусорный контейнер рядом. Небольшое и аккуратное зеркало, вделанное в стену и обрамлённое кафельной плиткой, ниже полочка для мыла, сбоку полотенцедержатель с вставленным бумажным рулоном.

Ширма фактически разделяла кабинет на две половины. Плотный материал не позволял рассмотреть, что там за ней. Вход располагался прямо сбоку от доктора, тому не составляло труда встать и, сделав пару шагов, оказаться в закрытом пространстве.

За спиной Даниила Марковича — белая дверь с вставленной в замок связкой ключей.

"Личные апартаменты", — иронизировал про себя Ухваткин. Действительно, догадка казалась верной, так как личных вещей доктора нигде не наблюдалось.

Офисный функциональный стол стоял прямо у окна, с широким из белого пластика подоконником, на котором за продольными жалюзи прятались цветущие фиалки в трёх небольших керамических горшочках.

На стене, за стулом клиента, ещё один цветок с густыми и узкими зелёными листьями и свисающими гроздями, детками.

— Ну, вот теперь я весь в вашем распоряжении, — произнёс Даниил Маркович, закончив заполнять какую-то медицинскую форму и закрыв её.