Под стать, ты знаешь, и мои!
Твои поющие фонтаны,
В «Струковском» красные тюльпаны
Я не посмею позабыть.
Их буду в памяти хранить!
Тебе я строки посвящаю
И этим долг свой возвращаю!
Ты в суете банальных дней,
Неповторимостью своей,
Коль мне любимой оказалась,
На сих страницах расписалась.
II.
Вот сессию очередную,
Сверкающую, золотую
Адель, столь буднично закрыв,
Про обещанье не забыв,
В родительский самарский дом
В красивом платье голубом,
Порхая, радостно влетела.
Она соскучиться успела
По запаху родного дома,
Где все ей любо и знакомо.
По маминой губадие
И по отцовской седине.
Они дочуркою гордились.
С утра до вечера трудились,
Их дочь ни в чем чтоб не нуждалась
И в жизни реализовалась.
Весьма приличный капитал
Итогом всех трудов тех стал.
Про первый миллион молчим:
О «девяностых» говорим.
О, мать-приватизация!
Тебя родная нация
Еще нескоро позабудет;
Кто ненавидит, кто целует!
Мы должное воздав Гайдару,
Изучим чуть подробней пару.
Спешу я вам отца и мать,
Их нравы точно описать.
Не буду называть имен.
Лет двадцать пять они вдвоем.
Отец достаточно умен,
И лишь в стремлении своем
Еще и сына бы иметь,
Увы, не смог он преуспеть.
Ему в апреле пятьдесят
Года отпраздновать велят.
И головою он седой
Стал, планово прожив с женой.
Мужик –трудяга хоть и скряга,
А в чем-то даже бедолага.
Казалось бы, во всем везло,
Но вот идиллии назло,
Его моложе лет на пять,
Себе он умудрился взять
Женою властную мишарку.
Пошла ли жизнь его насмарку?
Ну тут, читатель, как сказать…
С тех пор сумел успешным стать,
И перестал он выпивать.
Умеют женщины ковать
Мужчин порой себе под стать.
Хоть дома и по струнке ходит,
Любовниц все же не заводит.
Главой семьи он был формально,
Но чувствовал себя нормально.
Бывало, мило вечерком
Он под надежным каблуком,
Обняв жену свою, довольный,
Подзабывал, что подневольный.
Но все ж не стоит нагнетать!
Он точно знал, на что менять
Бразды правления в семье,
Отдав всецело их жене.
Она ему не изменяла,
Стоически оберегала.
А ужин, как и завтрак, и обед:
Являлся вкусным много лет.
Был, правда, маленький нюанс
Сей нарушавший чуть баланс.
Особый блеск из глаз его
Исчез уже давным-давно.
Такое часто происходит,
Когда мужик по струнке ходит.
Она красавицей была
Ему с приданным отдана.
Ей было двадцать два едва,
В момент когда наречена
Была женой ему муллой,
Его став телом и душой.
Прошли года, но не дурна
И к сорока пяти она.
Да, может прыть уже не та,
Но чахлостью не пленена.
И волосы, как ночь, черны
И правильны лица черты.
Миниатюрна да легка,
В червонном золоте рука.
III.
В последний день свой гостевой
Адель за ужином покой,
Царивший долгие года,
Семейный вдруг оборвала.
Столовый отложив прибор,
С родителями разговор
Она о свадьбе завела
И сим взволнована была:
«Хочу я с вами поделиться
Тем, что на сердце у меня
Уже не первый год творится:
Живу я, искренне любя.
Любовью чистой, непорочной,
Которой пренебречь нельзя.
Счастливой стать я правомочной
Желаю браком для себя.
И ваше коль благословенье
Заслужит это откровенье,
Просить моей руки у вас
Любимый смеет в тот же час».
Средь неба ясного, как гром,
Родителей, сидящих за столом,
Врасплох застала эта новость,
Всю обнажив их неготовность
К подобным оборотам речи
Сим милым летним вечерком,
Не говоря уже о встрече
С им неизвестным женихом.
«Удивлены слегка мы с папой…
Так неожиданно все это.
Молчала. Не делилась с мамой.
И вдруг, приехав в гости летом:
«Не первый год», сказав при этом,
Ты делишься своим секретом.
Единственную нашу дочь
Счастливой видеть мы не прочь,
Но для спокойствия души,
Избранник кто твой, расскажи»,–
Все было интересно ей:
Каких тот человек кровей,
Какую жизнь жених ведет,
Работает где, где живет.
На все вопросы дав ответ,
Она внимала их совет:
«С замужеством не торопись.
Сначала, дочка, доучись.
А уж о детях и семье
Ты вправе говорить вполне,
Имея на руках диплом.
Вернемся к этому потом.
И этот разговор на том
Мы посему пока прервем»,–
Тем мамин строгий томный взор,
Не выносивший диссидентов,
Мечтам девичьим приговор
Без лишних вынес сантиментов.
IV.
И в полночь уже перед сном
Адель все думала о том,
Как Радамелю рассказать,
Что им придется подождать;
Что брак пока их невозможен,
А тон родительский тревожен.
И в своей комнате укрывшись
Лоскутным пледом, чуть дыша,
Она, с печалью своей слившись,
Уж засыпала не спеша.
Вдруг дверь тихонечко открылась,
И мама к дочери явилась.
Она с ней рядышком легла
И очень нежно обняла.
–Грустишь?
Обиду на меня таишь?
–Нет, правда, мама, все в порядке…
–Я полежу с тобой в кроватке?
Как, помнишь, в детстве ты любила,
Когда к тебе я приходила
Про Винни Пуха почитать
И перед сном тебя обнять?
–Да…,–Адель, смутившись, прошептала
И мамочку поцеловала.
–Ну расскажи, красивы хоть
Твоей любви лицо и плоть?
Умен избранник твой, не глуп?
Внимателен с тобой, не груб?
–Мам, не смущай… Он симпатичен.
В общении со мной приличен.
Порой мне кажется, что он
Совсем не по годам умен.
Вот только, мама, не пойму
Категоричность та к чему,
С которой высказались против,
Вы планы нам слегка испортив.
–Мы ничего не запрещаем,
А лишь тебя уберегаем
От необдуманных решений,
Сиюминутных искушений.
Ты вспомни, как, окончив школу,
Устроила ты дома ссору,
Не пожелавши заграницей
На архитектора учиться,
А увлеченная столицей,