Адаптер

— Интересно, сколько он здесь пролежал? — Ю-ли рассматривала пачку с чайными пакетиками, притаившуюся в одном из ящиков стола. — Тут все такое старое, как будто из прошлого века, но мне нравится. Тут лучше, чем дома.

Лиз согласно кивнула. Белье было жесткое, стираное десятки раз, но чистое, пахнущее простой органической тканью, а не благовониями, которыми было положено обрабатывать постельное белье в домах первого круга.

— Теперь можно и в душ сходить, — блаженно потянулась Ю-ли. — Я тут все знаю. Это женский этаж, и кроме нас тут никого нет.

Она достала из шкафа полотенца и смену белья для себя и Лиз. У двери стояли синие резиновые тапки, Ю-ли они были слишком большие, у Лиз нога была больше, и сланцы не так болтались. Ни о чем не беспокоясь, Ю-ли, как была в майке и трусах, так и вышла из комнаты. Лиз кольнуло в первый момент чувство стыда, женщине не позволялось вот так расхаживать даже по пустому дому.

Веселые и голодные, одетые в легкую робу светло-бежевого оттенка, на лямках полукомбинезона кто-то вышил лозу с красными цветочками, а футболки, хоть и застиранные, вторили нежно-голубому теплому небу, девушки спустились вниз. На площадке у корпуса Беджан, худой и полицейский играли в мяч.

— Мы хотим есть! — с ходу заявила Ю-ли, пнув мяч в Беджана. Удар получился слабый, и худой добавил, целясь Беджану в голову.

— Это хорошо, — сказал полицейский. Без формы Лиз его не узнала — это был совершенно другой человек.

— Обед будет скоро. Столовка пока закрыта, — худой хотел еще сказать, показывая рукой на двухэтажное здание, но получил мячом в лоб.

Лиз засмеялась, привычно закрывая рот, чтобы мужчины не вошли во искушение. Беджан, довольный своим ударом, жестами показал, чтобы она опустила руки. Лиз с трудом убрала их ото рта, лицо задышало свободнее, стало так спокойно и тепло, хотелось смеяться, радоваться, и она больше ничего не боялась. Испугавшая до дрожи в ногах картина из тяжелого сна, который она видела перед пробуждением, не исчезла, но она смогла увидеть ее иначе, понять, что она на самом деле значит. И это был не сон, Лиз вдруг поняла, что программа, вложенная в нее, контролирующая ее нейроконтроллер, подсказывает выход, предлагает сделать выбор.

Она вновь увидела эту дверь, дотронулась до старой медной ручки, ощутив приятную прохладу, и дверь открылась сама. Ее больше не тянуло туда странное нечто, не пронизывало мертвенным холодом — ей разрешали посмотреть, привыкнуть. Она хотела войти, но дверь закрылась. Ей скажут, когда придет время, и она войдет, Лиз решила, закоротила в себе страх и панику, злыми защитниками функции бросившимися на нее. Оказывается, она сильнее их, и адаптер внутри нее должен умереть.

21. В первом круге

Нога противно ныла, каждую секунду напоминая о себе. Рустам бил себя по рукам и злился, не в силах совладать с нервным напряжением и желанием расчесать ногу до кости. Он час назад вышел из склада, одетый в костюм Беджана, с аккуратной бородой и усами, как у Беджана, даже волосы выкрашены в его цвет, Рустам от рождения был темно-рыжим, и не двигался с места. Робот уже опознал его, приветливо мигнув со стоянки, а он стоял с закрытыми глазами, ожидая, что сейчас его схватят, что в шею или лицо кольнет тонкая игла, а очнется он уже в камере. Как бы ни готовился он к операции, следуя вековым практикам и подвергая себя духовному истязательству, выжимая страх смерти, страх перед физической болью, Рустам боялся. До момента, когда ворота склада закрылись, и он остался один, все виделось иначе. Бескрайние поля и километры складов давили, подползая ближе, окружая, сжимая в кольцо, чтобы исчезло все, кроме крохотного куска голубого неба.

Пора было на что-то решиться, если он еще час так простоит без движения, робот-охранник вызовет медслужбу, и как он объяснит, что здесь делает, его возьмут в разработку, и это будет провал. Рустам сделал шаг, потом второй, и открыл глаза. Он не перешел линию разметки, но робот погрузчик, стремительно движущийся к другому складу, недовольно запищал, требуя уступить дорогу. Рустам не пошевелился, проверяя себя, и робот, огромный, как дом, в котором осталась его семья, пронесся в метре от него, небрежно, будто бы играючи, неся десятки тон груза в двух контейнерах. Рустам помахал роботу, приветливо кивнув. Он взбодрил его, выбив ненужные мысли из головы. В детстве Рустам любил играть с роботами на фабрике, где работали отец и старший брат, и все же их контрактов не хватило для лечения матери. Осталась Самира, их любимая сестра. Рустам успокоился, поклонился солнцу и пошел к машине — он вновь обрел силы, чтобы ни случилось с ним, не так и важно — Самира будет жить, его жизни хватит выкупить и отца и брата.