Адамово яблоко (журнальный вариант)

— Я просто понял, что вам будет стрёмно, что я несовершеннолетний. Хотя это обоюдное согласие и всё такое, и вы у меня не первый… Но зато родителей у меня нет никаких — мать умерла три года назад, от рака, а отца я не знаю. Я случайный ребенок. Так что проблем у вас со мной не будет. Мне ничего не надо от вас.

Он вдруг раскинул руки, словно собираясь перемахнуть через балконную решетку.

— А вы знаете, почему люди не летают, как птицы? Потому что отрастили себе большие ягодицы.

«По-моему, проблемы уже начинаются», — подумал Георгий, но заставил себя усмехнуться.

— К слову сказать, у тебя с ягодицами всё в порядке. Ни добавить, ни убрать.

В воскресенье Георгий Максимович планировал заехать к матери, а потом в спортзал, но вместо этого повез парнишку за город, на дачу — жарить шашлык, играть в теннис на площадке за домом, на мягком ковре из сосновой хвои, пить у камина вино. Один из последних уикендов уходящего лета прошел в такой приятной релаксации, что Георгий почти не ощутил досады, когда в понедельник ему позвонил Фред Дорошевский и вкрадчиво полюбопытствовал, доволен ли шеф работой обслуживающего персонала.

На всякий случай служба безопасности «пробила» по своим каналам Игоря Николаевича Воеводина. После смерти матери опеку над ним взяла тётка, с ними жил и её гражданский муж. Только в этом году мальчик окончил школу, и сразу устроился работать в сетевую закусочную, руководство которой не брезговало эксплуатацией детского труда. В агентство он попал без протекции, пришел на конкурс за компанию с приятелем-официантом, которого, как требовал сюжет, не взяли даже на платные курсы. Проявить себя ни с плохой, ни с хорошей стороны в агентстве не успел а, возможно, не особенно старался — он принадлежал к тем замкнутым характерам, ключ к которым подберешь не сразу.

В середине той же недели Георгий случайно увидел его в коридоре бизнес-центра и почувствовал беспричинное волнение — давно не испытываемое и оттого бодрящее. Они снова провели вместе ночь, и Георгий с удивлением осознал, что почти влюблен.

Ему нравилось всё, что происходило между ними, нравилась вдумчивая серьезность Игоря, которая уживалась с иронией и юношеской наивностью в отношении многих вещей. Нравилось и то, что мальчик ничего не просил и поначалу даже порывался платить за себя в ресторане. Едва ли не впервые Георгий ощущал себя в ситуации, о которой только слышал и читал: когда юность другого представляется освежающим источником, чьи воды способны ненадолго повернуть время вспять.

Приближалась осень, но Георгий Максимович переживал такой душевный подъем, что даже холодеющий воздух казался ему по-весеннему вкусным. Вместе с бывшим тестем он активно занялся разработкой сразу двух проектов: один был связан со строительством сети отелей эконом-класса, второй — с подготовкой части территорий обанкротившегося завода под возведение нового высотного бизнес-центра. Одновременно предпринимались шаги и по реализации той схемы, которую он начертил ночью на влажном кафеле в ванной.

Единорог, символ счастья и процветания, стоял на комоде в спальне. Игорь иногда разговаривал с ним и гладил по морде и по спине.

Глава 2. ИГОРЬ

Ах, неужели мы для вас не больше, чем еда?
Хотя вы были так добры, нас пригласив сюда!
А Морж ответил: «Как блестит Вечерняя звезда!».

Льюис Кэрролл

Пришел сентябрь, дни становились короче и холоднее, зарядили дожди, но Игорь почти не замечал этих печальных перемен. Он отдался круговороту новой, необыкновенной жизни, и чувствовал себя так, словно летел в вагончике на американских горках: только ух — вниз, вау — вверх, и сладко, страшно — ёк под дых.

Подобно царственному богу, каприз которого вознес на небо юношу-пастуха, Георгий Максимович подхватил и втолкнул Игоря в свою реальность, населенную почтительной челядью, мраморными торсами героев, морскими чудовищами, поколениями виноделов и ученых, умерших столетия назад вместе со своим языком, тайну которого знали только избранные. В реальность, наполненную отзвуками джаза, забавными стихами, ароматами коньяка, запахом дорогого одеколона, междометиями страсти. Загадочным шифром звучал и язык его всегда коротких телефонных разговоров, где в человеческую речь были словно вставлены компьютерные коды: апруф, фидбэк, ассемпшен, маржа.

По утрам от избытка впечатлений, от слабости, у Игоря кружилась голова, он не попадал ногами в кроссовки, пуговицами в петли, а Георгий Максимович уже кому-то звонил, складывал в портфель бумаги, пил на ходу кофе, застегивал запонки и бодро покрикивал: «Живей, живей, малыш, я опаздываю». Георгий Максимович знал и умел всё, был повсюду и никогда не уставал. Он был грозен и строг, но и терпелив, и нежен. Ночью полнозвучный голос делался густым и мягким, словно шерсть на его груди; ладони касались ласково, но властно, заявляя свои права.