Адамово яблоко (журнальный вариант)

Он говорил смешные вещи, но Игорь заметил, что за столом улыбается только Равиль. Игорю тоже эта история почему-то не казалась забавной.

Бяшка продолжал:

— И тут нас прерывает стук в окно. Этот начинает метаться по предбаннику. Я в первый момент решил, что ему свечкой анус подпалило. А он одевается, как в армии — сорок пять секунд. В общем, ломится в дверь эта тётка, а у нас картина Репина — он весь одетый, я голый с мокрой рожей, кругом свечки как на похоронах, а в телике морячки полным ходом…

Равиль беззвучно смеялся, но на лице второго старика выражался неподдельный ужас.

— Ну, тут я уж понял, кто третий лишний, — Бяшка скорчил забавную гримаску. — Соображаю, где мои шмотки, одеваюсь. Они орут друг на друга, лезут с кулаками. Думаю, уйду по-английски, не прощаясь. Пошел, в снегу завяз… В общем, сел у дороги. Говорю себе: всё, Шурик Баранов, пришел конец твоей молодой и яркой жизни, замерзнешь тут, на хуй, как девочка со спичками.

— Зачем же ты сел? — встрепенулся Филипп. — Когда замерзаешь, надо двигаться!

— Филя, это тебе не под мужиком. Подвигайся, когда тебе ветер в морду со снегом… В общем, вижу — едет странник в ночи. Типа, фура. Значит, спасаюсь. А в кабине у него — жара, шансон, чай в термосе. Думаю, может, я умер уже и в раю… И водила такой веселый, всё байки травил. Даже мысль была на прощанье отблагодарить его сеансом секса с человеческим лицом. Потом решил, не буду создавать ажиотажный спрос. Да и мышцы челюсти устали, честно сказать.

Равиль продолжал посмеиваться.

— Ай-ай-ай, Петр Иванович… Что же он так неосторожно? Кстати, я знаком с его женой и не удивляюсь. Выразительная женщина армянских кровей. Не понимаю только, почему он тебе квартиру не может и дальше снимать?

Бяшка пояснил:

— Он не снимал, это его квартира. У него там их несколько — типа, семейное вложение. А тут жена ключи отобрала. Он мне утром позвонил, чтобы я срочняком смывался, я и поехал к Фильке. Зато теперь свободен как трусы шестидесятого размера.

Второй старик поджал губы.

— Это ужасно, не вижу ничего смешного. Про Голицына я даже не говорю — кошмар, кошмар! Но ты же и в самом деле мог простудиться, Шура, подхватить воспаление легких… Тем более, раз ты выпил лишнего.

— Выпил лишнего? Да я му-му не выговаривал. Литровка «Кедрача» в один рот, дарящий неземные наслажденья.

Игорь подумал, что хотел бы относиться к себе и к жизни так, как этот компанейский насмешливый Шурик. Тогда мир стал бы простым и понятным, и не было бы боли, и свет не сошелся бы клином на одном-единственном человеке, потеря которого отнимала силы жить.

— Но он хоть извинился перед тобой? — всё еще возмущенный, спросил Филипп.

— Ну да, звонил утром, — пожал плечами Бяшка. — Сказал, что я его лебединая песня. Которую он, к сожалению, не смог исполнить до конца по техническим причинам организма.

Тем временем официант принес меню. Вслед за остальными Игорь раскрыл папку, но сразу почувствовал дурноту при взгляде на изображения салатов и мясных блюд.

Пошептавшись о чем-то со вторым стариком, Китаец объявил:

— Вот что, одуванчики, Август Петрович приглашает всех быть его гостями. Так что заказывайте, не стесняйтесь. В пределах разумного, само собой.

— У меня сегодня особый день, — подтвердил Август. — Я бы очень хотел, чтоб все присутствующие разделили мою радость.

— Что же такое произошло, дуся? — поднял безволосые брови Равиль.

— Светлов согласился, — ответил второй старик, вскинув быстрый взгляд на Игоря и сдерживая смущенную улыбку. — И теперь он у меня. Это что-то фантастическое! Я до сих пор не могу опомниться, я ночью вставал несколько раз… Он такой чудесный — юный, прекрасный, в таком чудесном состоянии.

— Чего за Светлов-то? Из наших или со стороны? — поинтересовался Бяшка.

У Августа Петровича порозовела даже блестящая лысина.

— Нет, это не то, что ты подумал, Шура… Это один мой знакомый, ему за пятьдесят.

— Са-авсем юный парнишка. В хорошем состоянии, говорите?

— Запутали всех, драгоценный, — продолжал смеяться Равиль. — Зачем же так заходиться? Из-за обыкновенного куска железа?

Август сделал протестующий жест.

— Бронза, не железо, это живой материал! Вы не видели, как он прекрасен, тогда бы поняли меня…

— Ну а по мне, кто прекрасен, так это Игорек, — проговорил Равиль. — Нарцисс саронский, лилия долин. Давайте-ка закажем водки и выпьем за новый цветочек на нашей клумбе.

— Я бы хотел предложить всем французского вина, — возразил Август Петрович. — Я даже сам выпью для такого случая. Игорь, какое вино вы предпочитаете — сухое или мускат?

— Мне всё равно, — ответил Игорь.

— Нет, я настаиваю. Выбирайте. Стоимость не имеет значения, сегодня мой праздник.

— Может быть, тогда шабли, — назвал Игорь первое, что пришло на ум, чувствуя, как возвращается головная боль.

— Видите, дуся — у нас хоть и не антикварный рынок, а тоже встречаются редкости, — поворачиваясь к Августу Петровичу, заметил Равиль. — Нежный, избалованный, с дорогостоящими привычками. Кто-то же вырастил такую орхидею в наши прагматичные времена. И дал нам всем возможность насладиться прекрасным образом.