Но молодой человек оказался чьим-то папенькиным сынком, и всего-то нужно было: «Проявить к нему капельку внимания, похвалить и вежливо задать вектор в сторону двери, в котором стоит его никчёмный проект доработать» – как верещала, захлёбываясь от эмоций, Манна. Только я этого не знала. А сама Манна даже не соизволила на это безобразие явиться.
Пока он, ослепляя всё вокруг дорогостоящей белозубой улыбкой, с увлечением доказывал нам гениальность своей яйца выеденного не стоящей идеи, которую нужно непременно, как он считал, запатентовать, чтобы её, не дай Бог, никто не украл, я всё рассматривала его румяные, пышущие крепким долгим сном, полезной едой и хорошим здоровьем, щеки и гладкую грудь, очертания которой угадывались в не застёгнутом разрезе его дизайнерского поло.
"Эпиляция или депиляция?" – невольно думала я, понимая, насколько несопоставимы были его усилия, вложенные в презентуемый нам проект и в тюнинг своей холёной внешности.
Ну, типа, он такой, рос в хорошей, обеспеченной семье, где все блага мира были даны ему просто по факту его рождения. Тут и самые дорогие кружки, и секции, и каникулы в Куршавеле, и учёба в Англии или Швейцарии. И вот он вырос, поступил на престижный, платный экономический факультет или даже уже, возможно, получил специальность в сфере цифровых технологий и коммуникаций в каком-нибудь европейском университете. И тут ему папочка сказал: пора тебе, сынок, начинать оправдывать наши с мамой в тебя вложения и ожидания. А мальчик, поверив в себя, ибо, опять-таки, по факту своего рождения, отказов он не знал, сляпал тяп-ляп идею для стартапа, решил, что она гениальна, как и он сам. И пришёл с этой идеей к нам. Потому что и здесь его папа обо всём договорился.
И вот он стоит перед нами и продаёт себя. Конечно, он продавал себя. Этому сейчас учат на всех бизнес-тренингах. Мы тоже так делаем. Только ведь во всём нужен баланс. А здесь его не было. То, что творилось в переговорной, было похоже на проституцию и никак иначе. Он бы ещё губы облизал для полноты картинки, чтобы мы потекли.
Мы едва дождались, когда он закончит свою триумфальную речь человека-победителя. А когда он спросил, есть ли у нас какие-то вопросы, воцарилась такая тишина, что я не удержалась. Больно уж мне захотелось смахнуть глянец с его лица.
– А вы везде такой гладенький, молодой человек?
Никто, конечно, в голос не засмеялся после неловкой паузы, но усилия, чтобы прекратить прятать улыбки, моим коллегам потребовались. Парень ушёл красный, как сваренный в ароматных травах, рак. Кто меня слил Манне – вот в чём вопрос.
Наверное, нужно было просто найти предлог и выйти из переговорной, вот и всё. Зачем нужно было доводить его и себя до «белого коления», как сказала бы моя мама. Но стоит мне достигнуть точки кипения, разум будто бы отключается и до перехода на личности становится рукой подать. Да, я не сдержалась. Разозлилась на него, как на живую демонстрацию несправедливости мира. Почему одним всё, а другим – ничего. На миг во время презентации мне даже стало страшно, что несмотря на весь идиотизм ситуации, его идею сейчас утвердят, и он начнёт вертеть вокруг своего идеального мира ещё и нас. Вот этого бы моя психика точно не вынесла.
Сделав пару эффектных кадров своей вытянутой руки, я твердым шагом пересекла холл и вышла из здания.
Вечерняя Москва радушно встретила меня бронзовым закатом, какие бывают только в сентябре. Свет сегодня такой, по-осеннему, мягкий и теплый, что мне захотелось достать солнечные очки. Дурная привычка носить их в кармане куртки без чехла. Как будто если у тебя «Rey Ban», ты можешь себе позволить им быть заляпанными и поцарапанными. Это как девушка, сама заработавшая на дорогую тачку, думает, что может выходить теперь из дома с мышиным хвостиком и без макияжа. Панорамные стёкла в нашем центре, и те выглядят чище, чем мои окуляры. Ну да ладно. В настоящий момент мне надо понять, как распорядиться всеми своими финансовыми накоплениями: самой поесть, или заправить «Жучка».
Девочки, как правило, нарекают свои машинки Ласточками. А у меня «Жучок».
Собственно, это всё, что осталось мне на память от моей потрясающей мамы.
А мама моя умела потрясать и сгорела в одно мгновение. Счастливая. На берегу океана. Под приходом купленной у местного барыги синтетической дури, прямо в каком-то культовом клубе, под открытым небом. То ли дурь попалась некачественная, то ли сердце не вынесло этого безумного марафона из событий, людей и выпавших на её долю любовных переживаний.
За несколько лет до этого она сказала моему папе, что поскольку они давно друг для друга перестали приходиться кем-то больше, чем просто соседями, она не считает нужным сохранять их брак ни дня своей несчастной, пока они вместе, жизни. И, забрав меня и малую, собственноручно, разрушила ей же самой когда-то созданную семью. Нет, во всей этой истории я не умоляю и папиной вины, конечно. Но всё же, лишив себя мужа, она и нас навсегда лишила отца. По крайней мере, того отца, каким он был для нас до этого.