Жизнь на «Пионере» входила в свою обычную колею. Но команда тосковала теперь по работе. Работа давала возможность хотя бы немного, хотя бы ненадолго, урывками забывать о незаживающей ране, о незабываемой потере, понесенной дружной семьей, летевшей теперь к гостеприимным, радушным берегам Родины. Скорбь о погибших товарищах отравляла радость возвращения.
На двадцать часов двадцать второго августа, почти у преддверия родных вод, комиссар Семин назначил общее собрание всей свободной от вахт и дежурств части команды для подведения научных, технических и боевых итогов похода – исторического, прославившегося потом на весь мир похода советской подлодки через два океана.
К назначенному времени красный уголок начал заполняться людьми. Сходились тихо, без обычного оживления. Собирались небольшими группами, вполголоса разговаривали, замолкали, на время погруженные в другие мысли, и опять пытались завязать разговор.
Длинный, узкий стол, покрытый красным сукном, стоял посередине помещения, но никто не занимал вокруг него мест. И у буфета, заставленного блюдами с легкими закусками, пирожными, сластями и бутылками с водой, не было обычного шума, веселой толкотни, шуток и смеха.
Пришли докладчики: профессор Лордкипанидзе, профессор Шелавин, Козырев. Все они, кроме зоолога, уселись за столом и начали разбираться в своих конспектах и заметках. Зоолог задумчиво ходил у свободной задней переборки.
Наконец появились капитан и комиссар. По звонку комиссара, постоянного председателя таких собраний, все заняли места. В краткой речи комиссар сообщил о задачах сегодняшнего собрания и предоставил слово океанографу профессору Шелавину. Вопреки обыкновению, доклад океанографа не внес оживления. Он был краток, сух и деловит. Шелавин сообщил о многих замечательных открытиях, сделанных при помощи необыкновенной подлодки, о новых подводных хребтах, о неизвестных до сих пор глубоководных течениях, о новых открытиях в области распределения солей, газов и температур в различных областях и глубинах океана, о результатах магнитных и гравиометрических измерений, о процессах и законах льдообразования в Антарктике, о первом в истории науки случае наблюдения воочию подводного вулканического извержения. Все эти открытия и наблюдения, по словам Шелавина, вписывают новую блестящую страницу в историю океанографии и поднимают авторитет и значение советской науки на недосягаемую высоту.
Выступивший вслед за Шелавиным зоолог не сразу смог начать свой доклад. Он с трудом собирал мысли, сбивался, повторялся и лишь в середине доклада сосредоточился, понемногу увлекся и с обычной страстью заговорил об успехах, достигнутых в этом небывалом походе в областях его любимой науки. Он говорил о бесчисленных вновь открытых видах, родах, семействах и даже классах животного мира океанов, о жизни, строении, питании глубоководной и придонной фауны, о необычайном значении открытия живущих доселе в глубинах океана плезиозавров – остатков животного мира далеких геологических эпох, о замечательном открытии нового класса золотоносных моллюсков, которые благодаря работам Цоя превратятся в неисчерпаемый источник золота для нужд Советской страны, и о неизвестных до сих пор науке гигантских крабах. Под конец зоолог настолько увлекся, что председатель должен был несколько раз напоминать ему, что его время давно истекло.
После зоолога говорил Козырев, рассказавший собранию об отличной живучести, управляемости, боеспособности подлодки и в особенности о простоте ее механизмов и аппаратов, которая позволяет при наличии взаимозаменяемых частей и целых узлов быстро и легко произвести ремонт и даже полное восстановление оборудования и вооружения подлодки в самый короткий срок. Именно благодаря этому удалось так быстро собственными силами ликвидировать столь серьезную аварию, какая произошла с подлодкой у острова Рапа-Нуи.