Адам Смит

Оба опять помолчали. Мадам Гельвеций, слушая аббата, наклонившегося к ее уху, сияла им улыбкой с другого конца стола. Смит вспомнил, что он слышал о Китае вчера, и улыбнулся про себя. Тюрго задумчиво продолжал:

— Я хочу кое-что сказать по вопросу, которым мало занимаются доктор Кенэ и его ученики: чем определяется распределение капиталов между земледелием, промышленностью, торговлей, ссудным делом? Каковы естественные законы этого распределения? Из чего слагается прибыль на капитал, как один вид прибыли ограничивает другой?

Смит хорошо понимает важность и новизну этих вопросов. Это terra incognita политической экономии…

На этот раз их беседа обрывается. Подают десерт, разговор становится общим. Появившийся вскоре после Тюрго аббат Гальяни, смуглый изящный итальянец, рассказывает последние политические новости.

В следующие недели беседы с Тюрго занимают важное место в жизни Смита. Несколько раз они вместе совершают поездки в Версаль, к доктору Кенэ, неизменно встречая там Дюпона, Лемерсье де ла Ривьер, Мирабо. Смит постепенно входит в круг экономистов. В «Богатстве народов» он скажет о «секте» доктора Кенэ: «Преклонение всей этой секты перед своим учителем, который сам был человеком величайшей скромности и простоты, не меньше того, какое питал любой из древних философов к основателю своей системы».

Слово физиократиятогда еще не родилось, но школа Кенэ была в полосе расцвета. С конца прошлого года она имела свой печатный орган. Кенэ много писал и публиковал. Ученики были полны энтузиазма.

Версальский дворец и теперь поражает своими размерами, а в XVIII веке он был, вероятно, величайшим зданием в мире. Во дворце умещалось все: парадные залы и личные комнаты короля и всей королевской семьи, апартаменты фавориток и квартиры вельмож, стремившихся быть всегда при дворе.

Лет двадцать назад маркиза Помпадур, тогда молодая, прекрасная и всесильная, забрала у герцога Виллеруа его личного врача, 50-летнего вдовца Франсуа Кенэ. Доктора поселили на антресолях дворца, в маленькой квартирке, которая сообщалась с находившимися под ней покоями маркизы.

Кенэ был из крестьянской семьи. Только в 11 лет он научился грамоте. Благодаря способностям и невероятному упорству он сумел получить образование и диплом хирурга. 30 лет работы в провинции и Париже дали ему ту практическую мудрость, которая только и могла заменить врачу убожество тогдашней медицинской науки. Кенэ верил не столько в кровопускания и микстуры, сколько в естественные силы организма, которым надо помочь простейшими, разумными средствами. Еще он верил в личное влияние врача на пациента.

Всегда невозмутимо спокойный, добродушный, все понимающий, чуткий, он скоро стал как воздух необходим нервной и хрупкой маркизе. Маркиза сделала его лейб-медиком короля, и он сумел понравиться Людовику XV. Он разбогател, ему дали дворянство. Но в купленном за изрядные деньги поместье Кенэ поселил сына с семьей, а сам остался на своих антресолях, изумляя придворных образом жизни афинского мудреца.

Доктор Кенэ был всегда склонен к философии и опубликовал несколько медицинских сочинений, в которых толковал о загадках жизни. Лет пятнадцать тому назад он сблизился с Дидро и его друзьями и стал понемногу писать для Энциклопедии. В 60 лет он впервые заинтересовался политической экономией, и это оказалось его истинным призванием.

Два фактора наложили отпечаток на экономические идеи Кенэ: его крестьянское происхождение, проведенная в деревне юность; и долголетние занятия естественными науками.

Он смотрел на хозяйство страны как на живой организм, в котором постоянно происходит обмен веществ. Единственным первичным источником питания этого организма, говорил Кенэ, является земледелие, где природа производит для человека все жизненные блага. Вся остальная деятельность людей, в том числе промышленность, лишь преобразует вещество природы, меняет его форму, но ничего к нему не прибавляет.

Чистый продукт, то есть ежегодно создаваемая новая, дополнительная масса благ, производится только в земледелии, и все общество живет за счет этого чистого продукта.

Все общество Кенэ делил на три класса: крестьяне-земледельцы, производящие чистый продукт; собственники земли, присваивающие этот продукт в форме земельной ренты (платы за землю) и других поборов; все прочие, которых Кенэ не слишком удачно называл бесплоднымклассом. Этот последний класс включал предпринимателей и рабочих, ремесленников и торговцев. Все они трудятся (в том числе, разумеется, и капиталисты), но своим трудом только оправдывают свое содержание, а чистого продукта отнюдь не создают.

Какой бы странной эта теория ни казалась теперь, она содержала в себе замечательный прогресс науки об обществе.

Прежде всего: поскольку хозяйство и общество — естественный организм, в нем действуют объективные законы, которые человек может познавать и должен соблюдать. Эта идея проходит красной нитью через всю классическую политическую экономию — как французскую, так и английскую. Она была очень близка и Смиту.