Читаем Адам Смит полностью

Эта книга и имя Фергюсона важны для нас и потому, что ее высоко оценил Маркс, который в «Нищете философии» и в «Капитале» несколько раз называет Адама Фергюсона учителем Смита. Такая личность не может не заинтересовать нас в биографии Смита!

Кто же такой Адам Фергюсон? В каком смысле был он учителем Смита? Каковы были их отношения?

Сын приходского священника из горной Шотландии, хорошо знавший язык и нравы этой особенной страны, Фергюсон сам был в молодости полковым капелланом. Пока Смит штудировал в Оксфорде древних греков, Фергюсон отличался на полях сражений во Фландрии. Он изумил генерала, бросившись в одном из сражений на французов с палашом в руке впереди своего полка.

Нрав у него был неукротимый. Поссорившись с начальством, он бросил свой полк, а заодно и духовное звание, и вернулся в Эдинбург. Юм, закончивший к зтому времени свою «Историю», устроил Фергюсона на освободившееся после него место в библиотеку адвокатов. В один из своих приездов из Глазго Смит познакомился и скоро подружился с умным, язвительным и свободомыслящим библиотекарем.

Фергюсон был ровесником Смита, но пережил его на 25 лет. Он был другом Кеймса, родившегося в конце XVII века, и Вальтера Скотта, который родился почти столетием позже. В гостеприимном доме Фергюсона юный Вальтер Скотт в первый и единственный раз встретился с Робертом Бернсом. Жизнь Фергюсона целиком обнимает «золотой век» шотландской культуры.

Как весь Эдинбург конца века знал высокого, строгого, торжественно-бледного профессора Блэка, одетого всегда в безукоризненный черный костюм, так весь город знал и его родственника и друга профессора Фергюсона — живого седовласого старца с детским румянцем на пухлых щеках и веселыми голубыми глазами. Летом Фергюсон был одет «как фламандский крестьянин», а зимой «как лапландец»: больше всего он боялся холода и появлялся на улице весь закутанный в меха.

Блэк был всегда невозмутимо спокоен, Фергюсон вскипал по самому ничтожному поводу. Он был единственным пациентом Блэка, который давно уже оставил медицинскую практику. Тот лечил его в основном строжайшей диетой, безусловно исключавшей мясо и крепкие напитки. Фергюсон шумел, но подчинялся. Как видно, лечение было правильным, ибо старик умер на 93-м году жизни и надолго пережил врача.

Блэк был холост, Фергюсон — женат и многодетен. В науке Блэк был предельно сосредоточен и сдержан в выводах, Фергюсон — столь же разбросан и тороплив. Чтобы закрепиться в университете, он занял вакансию профессора натуральной философии, хотя до этого никогда не занимался естественными науками. Ему хватило трех месяцев, чтобы подготовиться к лекциям. Юм не без иронии признал его по этому поводу гением. Оттуда он прыгнул на кафедру нравственной философии, а кончил математикой.

Оба — и Блэк и Фергюсон — были друзьями Смита в течение почти 40 лет. Но дружба эта была очень разная.

Фергюсон опубликовал свой «Опыт истории гражданского общества» в 1766 году. Это был энциклопедический труд в духе своего века. Как пишет современный американский исследователь, тематики этой не слишком толстой книги теперь хватило бы на добрый десяток разных наук: психологию, этику, политическую науку, экономику, антропологию, географию, историю, право…

Вскоре в ученом и светском кругу Эдинбурга стало известно, что Смит, недавно вернувшийся из Франции, обвиняет автора, грубо говоря, в плагиате. Фергюсон через добрых знакомых ответил, что, если уж на то пошло, названные Смитом места имеют своим происхождением «одного французского философа, у которого Смит побывал раньше меня». Очевидно, он намекал на Монтескье.

Спор заглох, но трещина осталась. После выхода в 1776 году «Богатства народов» Фергюсон нашел в себе силы пренебречь этой размолвкой и со свойственным ему пылом выразил свой восторг:

«Некоторое время я был так занят чтением вашей книги, разъяснением и цитированием ее студентам, что у меня не было досуга, чтобы тревожить вас своими письмами. Я думаю, в моем мнении вы можете сомневаться меньше, чем в чьем-либо из числа важных для вас… В этой области вы будете наверняка царить один в умах людей, определять мнения и, как я надеюсь, править по крайней мере над ближайшими поколениями… Несомненно, вы чувствительно затронули церковь, университеты и гражданские власти; против всех них я готов занять позицию на вашей стороне…»

Между тем теперь Фергюсон имел известные основания сказать, что Смит почерпнул кое-какие идеи из его книги. Возможно, он и высказал это где-нибудь, ибо известный холодок между ними чувствовался до последней болезни Смита. Сообщая в 1790 году о его смерти одному из общих знакомых, Фергюсон говорит, что он пренебрег неловкостью, пошел к больному Смиту и бывал у него до конца.

Дружба-вражда между Смитом и Фергюсоном объяснялась резким различием характеров. Иногда это не мешает дружбе и даже скрепляет ее, а иногда подрывает. Фергюсон и Блэк, были очень близки, хотя более разных людей трудно себе представить. Со Смитом получилось иначе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии