Адам и Ева

Из ее слов я понял, что она уже жила личной жизнью. Она как бы делала пробу своей свободной любви, когда стремилась к незнакомцу. Однако, предпочла остаться со мною, и это обнаруживало ее самообладанье. Она не казалась прекраснее, решившись продолжать со мною жизнь, чем в тот день, когда хотела начать новую жизнь с другим. Красота не может изменяться в зависимости от разума, который обнаруживает ее, – она равна самой себе в согласии воли с законом природы. Но, если вместо того, чтобы поступить по своему желанью, Ева послушалась бы того, что у людей называется долгом и что является отрицанием совести, быть может, тогда я имел бы право презирать ее за ее двойное лицемерие. Она была бы для меня более священна, если последовала бы за другим любимым человеком.

О, с какою страстью прижималась она теперь ко мне. Она принадлежала мне со всею своею волей к жизни. А моя воля пребывала в бездействии, когда Ева вторично и свободно отдавалась мне. Ее перси просились ко мне, как будто никогда ушедший не появлялся, как будто до этой поры я никогда не припадал к ним устами. Они как будто говорили:

– Видишь, мы девственны и непорочны. Никто еще не касался наших розовых почек, и дитя не истощило молока.

Волосы ее окутали меня, словно и они, как живые, хотели участвовать в акте любви. Они наполнились животворной красотой ее желания. Душа как будто трепетала в этом легчайшей из самых легких пушинок на ее затылке.

– О, дорогая, – молвил я, увлекая ее, – идем туда, где больше тени, где пел соловей. Прежде, для нашего счастья как будто чего-то не хватало, теперь же ты мне все отдала. Мне кажется, как будто я тебя никогда еще не знал.

Она уже не смеялась своим заливчатым смехом молодой козочки. Она стала серьезна, словно после долгой разлуки. Ева! Ева! Иди же туда! Я увлекал ее все настойчивее, как жнец ввечеру таскает сжатые снопы в скирды.

– О, – произнесла она, – еще светло, мой друг. Мне не хочется, чтобы ты видел стыд на моем лице. Подожди, когда минует день и замигают бледные звезды.

Она походила на иную женщину, явившуюся с новой и замкнутой душою. Я склонился над ней, хотел заглянуть в ее глаза, но она прятала лицо, закрывая руками. И я понял, что она покраснела. А раньше, когда говорила мне о своем влеченье к незнакомцу, не стыдилась и не краснела.

Я думал, что теперь она стыдится оттого, что поддалась слабости к незнакомому мужчине, и сказал ей:

– Ева, моя милая Ева, ведь я тоже глядел на твоих подруг, когда ты впервые пришла в этот лес. И они казались мне такими желанными и красивыми!

Она встрепенулась, печально поглядела на меня среди сгустившейся ночи.

– Ты правду говоришь? И говоришь, что вправду было?

Она не сказала:

– Если ты их находишь и ныне такими же красивыми и более желанными, чем я, так иди же, догони их.

Я тихо ответил:

– Да, Ева, я говорю, что было. Но потом я привел тебя сюда. И не знал уже, что женщины смеялись, глядя на меня.

Из сумрака ночи выходили звери. Я понес Еву под полог деревьев. Огромным порывом страсти охватило нас, и мы познали друг друга, как в первый день. И в этот вечер в наших существах, сквозь великую муку и боль, снова засмеялся ребенок.

Глава 35

Руки мои сеяли жизнь. Я перекрыл кровлю. Жилище строится из коры и мезги, изводы, огня и земли. Оно живет и растет, как аллегория самих нас среди вечного вещества бытия. Человек, воздвигающий дом и обрабатывающий поле – ближе к истине, чем тот, кто прибегает к труду других. Только он понимает цену красоты жизни.

Мы вступили дикими и простодушными в лес, и ныне земля произрастала. Она обильно доставляла злаки, овощи, богатые мякотью. От коровы родилось стадо, пасшееся на лугах. Из песка, золы растений и измельченных в порошок раковин, смешанных вместе и расплавленных в раскаленном тигле, я сделал стекло, и оно заполнило пустоту окон, озарив весельем наши горницы.

Мы с Евой были покорны и послушны природе. Мы не отводили реку туда, где росли дубы, и не нарушали непреложного порядка природы. Природа работала для нас. Внизу гудело мрачное и трагичное страдание городов. Ужасные вопли раздирали мглистый от дыма небосклон. Там жили люди, которые думали обрести радость. Но сколько там было несчастных и убогих. Боже! Как давно все это было! Поверь мне красота, моя милая Ева, все это лишь одно воспоминанье. Отринув ложь и вернувшись к природе, мы обрели чистые чувства, что заложены в тварях, милых блуждающих зверях и в благовестии деревьев. Бескорыстная супруга с ясными очами научила меня мудрости и силе своей верной и гармонической деятельностью. Всякое зло проистекает от того, что человек для человека только видимость, – мы же были нагие перед лицом зари.

Как древний человек, я любил лес потому, что он дарил мне тень и плоды. А птицы и листья открыли мне чудесные тайны. Мы восприняли смысл жизни и достигли этим истинного познания. Каждый раз, когда на меня нападало сомненье или затрудненье, я шел, памятуя наставления старца, в лес и становился лицом к деревьям.