Адам и Ева

Губы вождя растянулись в скупой улыбке. Оранжевое солнце, закатившись за горизонт, меркло, и грозное рычание выходящих на ночную охоту львов пронеслось над саванной.

– Три тысячи лет назад с севера, – вождь кивнул на контур синих гор, – с Эфиопского нагорья в нашу саванну пришли кушиты. Две тысячи лет назад сюда с севера, из песков Сахары, продвинулись народы банту, говорящие на суахили.

Вождю подали сосуд с коровьей кровью, и он с видимым наслаждением вкусил теплый напиток.

– А далее, – спросила Изабель, любуясь подражающими движениям животных танцующими масаями, ментально общающимися с духами.

– Полторы тысячи лет назад на побережье Танзании в бухтах, удобных для стоянки судов, появились паруса персов и арабов. Началась работорговля, – вождь выдержал паузу, словно припоминая что-то. – А с 1505 года портовые города Танзании оказались во власти португальцев. Арабы и африканцы изгнали их во второй половине семнадцатого столетия.

В темных небесах проступили яркие звезды южного неба. Мелиса, взяв гитару, запела. Изабель, хмелея от происходящего, подняв руки вверх, принялась танцевать. Масаи, сидя на циновках вокруг, принялись хлопать в ладоши, раскачиваясь в ритме гулких барабанов.

В сумраке в саванне была различима цепочка мигрирующих гну, она казалась бесконечной. Антилопы мычанием поддерживали взаимный контакт.

Скоро вся деревня запела, превращаясь в сцену импровизированного карнавала. Николай подумал о том, какое благословенное место ему довелось посетить и уж не тут ли однажды родился легендарный Адам, счастливый плод множества мутаций наследственной ДНК.

– Какой контраст между ночным небом северного и южного полушарий, – плечо Мелисы коснулось плеча Николая. – Я пытаюсь отыскать созвездие Октанта, центр южного небосвода.

В саванне стали различимы горящие фары. Пение смолкло. Вождь, поднявшись с циновки, молча исчез с каменным лицом. Ворота деревенской ограды отворили, и, визжа тормозами, в ковчег каменного века ворвались три джипа.

– Завтра будет большое сафари, – произнес Бонами с тревогой в голосе.

Мелиса, отложив в сторону гитару, внимательно взглянула на выбиравшихся из джипов людей. Пятеро были иностранцами: китаец, русский, немец, француз и англичанин. Каждого сопровождал рейнджер народа хадза. Из автомобилей выгрузили гору оружия. Масаи исчезли в хижинах. Деревня словно умерла. Была слышна лишь английская речь.

Мелиса, Изабель и Николай уединились в своей хижине, а Бонами с двумя товарищами растворились, скользнув неверными тенями под яркими звездами африканской саванны.

Бонами, Афолаби и Кгози вызвались помочь перенести багаж охотников и, жуя траву мираа с видом простаков, оказались свидетелями разговора, ведшегося на пониженных тонах.

– Насколько я знаю, слово «сафари» по-арабски означает «путешествие», – говорил русский, представлявший собой обезличенное мутное пятно. Зацепиться глазом в нем было не за что, кроме голого черепа и выпирающего живота. Налитый оплывшим жиром серый блик в пространстве.

Ответом было молчание. Русский в компании не пользовался доверием. Сухой чопорный англичанин в пробковом шлеме и шортах держался подчеркнуто обособленно и смотрел сквозь своих спутников, словно их не видел. Вежливо улыбающийся француз и собранный немец с настороженным презрением посматривали друг на друга, сохраняя внешнее приличие. Лишь китаец, движениями и мимикой похожий на робота, выказывал расположение спутникам, и полуулыбка не сходила с его исполненного восточного своеобразия лица с наивно хитрыми глазами.

Охотники сели на циновки вокруг низкого стола с блюдом из жареного поросенка, обставленного бутылками с крепкими напитками. Их рейнджерам подали ужин отдельно, в соседней хижине. Бонами поддерживал огонь в очаге и, владея английским, понимал смысл беседы.

С хрустом заедая жирную свинину листьями салата, обстоятельный немец неспешно рассуждал, с нотками осуждения:

– За павлина или мелкую антилопу теперь приходится платить двести долларов.

– Мы же не в девятнадцатом веке, – замечал француз, и между его бровей залегала складка скрытого недоброжелательства.

– А как вам нравится десять тысяч долларов за слона, льва или носорога, – вставлял китаец, но его будто не слышали. – И триста долларов в сутки отель, то есть соломенный сарай.

Англичанин, раскуривая сигару, хранил молчание, глядя поверх голов компаньонов на орнаменты развешанных на стенах хижины домотканых ковров.

Выпив коньяку, понюхав дольку лимона, русский, аккуратно подбирая слова во фразы, проговаривая каждую букву, произнес:

– А я думаю так. Времена теперь тревожные. Наперед ничего угадать невозможно. В Африке то лейтенанты мятеж подымут, то мусульмане взорвут отель с американцами. И коль уж выбрались на охоту в саванну, все надо сделать по-человечески.

Выпустив облако дыма, англичанин на мгновенье скосил на русского глаза.

– Я вот думаю, – последовала пауза, казалось, русский в чем-то усомнился. – Да, думаю разом, за одно сафари, добыть и слона, и буйвола, и льва, и леопарда, и носорога.