Васнецов разглядывал собравшихся женщин. Да. Было много молодых и красивых. Не обремененные тяжелым трудом, суровой необходимостью всех в их жестком постъядерном мире, они, похоже, были довольны своей участью. Неужели они не задумывались над тем, какой у них тут статус? Неужели им нравилось быть вещами? Предметами потребления! Подстилками легионеров! А как же чувства? Любовь? Кажется, одна девушка не разделяла общего восторга. Она спокойно стояла спиной к Николаю и медленно раскачивалась, опустив голову. Как хотелось взглянуть в ее лицо. Но она стояла спиной. Всего в пяти шагах от него. Он попытался двинуться в ее сторону, но тяжелая рука охранника тут же одернула его.
— Гау! Гау! Гау! Гау! Ти-тос Гау! Ти-тос Гау! — продолжала вопить толпа с еще большим нетерпением.
Напряжение толпы нарастало, и Николай это чувствовал. Он понял, что такое профилактика. Здесь, в психическом поле всеобщего экстаза, после возбуждающих и интригующих плакатов с девицами терялась всякая возможность мыслить. Хотелось стать частью этой толпы. Хотелось единения с их миром, в котором, если у тебя правильный череп, ты мог стать легионером, а если ты легионер, ты мог взять любую красотку…
— Ччче-е-ерт, — прорычал сквозь зубы Васнецов.
Он вдруг почувствовал, как потакающие искушению желания безвозвратно провалились в бездну и на их место встала твердая уверенность в том, что лучше всего убраться отсюда как можно скорее, вернуться к Старшине и убедить своих товарищей в том, что надо выжечь этот отвратительный Легион ядерным ударом единственной бомбы. Хрен с ним, с ХАРПом. Может статься, что ему хватит пары гранат. А тут все надо испарить миллионоградусным огнем ядерного заряда.
Грохот торжественного марша, вырвавшийся из спрятанных в стенах динамиков, заглушил толпу. Люди вдруг перестали орать и взмахивать руками. Все приняли строевую стойку. Только та девушка продолжала медленно качаться…
Марш стих, когда распахнулся бархатный занавес и на трибуне появился человек. И вдруг вся толпа буквально взорвалась истеричными воплями. У кого-то даже появились слезы. Но все испытывали восторг и истошно визжали, протягивая руки к этому человеку.
Он был уже не молод. Бледен. Невысок. Темноволос. Из-под массивных надбровных дуг смотрела пара немигающих глаз. Это Титос, и Николай в этом не сомневался.
Тиран медленно поднял руку, провел ею перед собой, и вся толпа мгновенно замолкла. Воцарилась гробовая тишина. Титос окинул всех пристальным взглядом, глядя надменно, поверх голов.
— Вчера я говорил с одним старцем, — начал он вещать тихо и хрипло.
Говорил он тихо, чтобы толпа прислушивалась. Это очевидно. Николай заметил, как они, открыв рты, выжидающе и преданно смотрели на своего лидера. Все, кроме той девушки… Казалось, что ее вообще тут нет. Что ее видит только Николай, как некий, воспринимаемый лишь его воображением фантом. Более того, он вдруг стал отчетливо слышать далекий, но нарастающий скрип качелей… Как давно он их не слышал…