Ад & Рай

Пятно света выхватило из тьмы мраморный круг, сработанный рукой искусного резчика. То самое изображение, что обнаружили в Киркуке британские учёные, а потом, после смерти археологов, похитили из музея Лондона. «Братство Розы» вернуло священную реликвию домой, но переместило глубже под землю, в кромешную тьму древних катакомб. Туда, где её уже точно никто не найдет. Пентаграмма в лучах фонаря отсвечивала кровью, а сломанная роза в центре звезды, казалось, вот-вот колыхнёт нежными лепестками. Они прекрасно дополняли друг друга, сливаясь в единое и прекрасное целое. Казалось, вся комната подчинена эмблеме, издающей слабое свечение: цветок втягивал в себя, гипнотизировал, не давал оторваться. Не в силах бороться с искушением, Калашников протянул руку и приложил к розе ладонь. Вплотную.

Изображение вспыхнуло алым светом.

Вдоль линий пентаграммы пунктиром зажглись красные нити. Подобно крови из артерий, они бежали к розе, как к сердцу. Роза налилась красным, запульсировала. Лепестки дрожали и переливались. Из сердцевины вырвался луч – тонкий, похожий на лазерный… Калашников не успел отстраниться: светящаяся игла вонзилась ему прямо в лоб. Вопреки ожиданию перепуганного Малинина, Алексей не рассыпался в прах и даже не упал навзничь. Кожа меж бровей Калашникова задымилась. Он широко открыл глаза. Его губы зашевелились. Уставившись в пентаграмму, он начал говорить гортанные слова на неизвестном Малинину языке. Свет розы залил келью, стены сделались малиново-красными… казалось, внутри бурлит кровь…

Луч исчез – так же внезапно, как и появился.

Калашников обмяк, сидя на каменном полу. В середине лба дымился ожог: небольшой, примерно с двухрублёвую монету. Малинин вконец обезумел – вдруг поймал себя на дикой мысли, что сейчас ему не хочется совсем ничего. Даже водки. Напротив – казак отдал бы последний шкалик за шанс подняться на поверхность, в руины крепости.

– Предсказание… – механическим голосом робота произнес Калашников. Он смотрел на казака прозрачными глазами: в зрачках отражалась роза. – Почему они до сих пор не пришли сюда? Всё же сказано… всё ясно… оно точно указывает, где искать разгадку…

Малинин отполз в сторону насколько позволяла келья. Вжавшись в стену, выставил автомат, дрожащими руками передёрнул затвор.

Пространство клацнуло металлом – патрон из магазина перешёл в ствол.

– Я знаю, в чём дело… приключенческие книги, праматерь их раздери… агаааааааа… вашбродь… старинное подземелье… мистический знак… теперича… в вашу оболочку вселился древний демон. Сейчас вы вырвете моё сердце и выпьете мозг через нос… а пулито вас возьмут?

– Сомнева-а-аюсь, – загробным голосом провыл Калашников.

– О-о-о-о-о-о-о, – впал в расстройство Малинин. – О-о-о-оо, так я и знал…

…Значительно позднее, уже без Калашникова, сидя за бутылкой в обществе некоей дамы, Малинин описывал дальнейшие события так:

«Опустил я автомат – а его благородие как даст мне в рожу заместо здравствуйте: ажно искры из глаз посыпались, хучь цигарку прикуривай. Я в изумление пришёл, а он второй раз – хлоп по морде, и автомат из рук выдирает. Крёстное знамение со страху сотворил, авось, думаю, супротив подземных демонов поможет – и в третий раз, как по маслу, по мордасам заработал. Горе за душу взяло. Приготовился к гибели неминучей. Думаю, сожрёт меня сейчас его благородие, аки удав мериканский кролика. Гляжу – а он, собака, рожок из автомата достал и смеётся: энто тебе, говорит, дураку наука, штобы хрени всякой в фантастике меньше читал. Ни фига я не демон рогатый, всё со мной нормально. Поднялся я тогда и плюнул ему в глаза-то бесстыжие».

На самом деле, конечно, Малинин никуда Калашникову не плевал, да и подняться ему с таким низким потолком было некуда. Выслушав «его благородие», он обиженно молчал, щупая набухающий на щеке синяк.